Ветры низких широт

Козлюк смиренно протянул бумагу, отступил в сторону и начал разглядывать океан, как бы желая тем самым сказать, что ему все равно, что выберет командир, потому что там все равно ничего стоящего не было.

— «Темная ночь», — читал между тем вслух Ковалев. — «Ой вы, ночи, матросские ночи», «Не плачь, девчонка...» Ага, запиши-ка, боцман, мне вот эту: «Степь да степь кругом, путь далек лежит...»

— «Степь», товарищ командир, я сам хотел заявить, — обиженным голосом сказал Козлюк.

— Ничего, — сказал Ковалев, — «Степь» послушаем в моей заявке, а себе выбери «Не плачь, девчонка...». Прежде говорили, доносчику первый кнут. Вот и получай его.

— Обижаете, товарищ командир, — дернувшись щекой, сказал Козлюк. — Возраст не тот, опять же и положение не такое, чтоб про девчонок заявлять. «Степь» больше приличествует.

— О приличии заговорил? А концерт по заявкам предлагать — о приличиях не думал? Ну так вот — мне «Степь», а себе — что хочешь, то и выбирай.

На мостик Козлюк поднимался гоголем, спускался с мостика, мягко говоря, мокрой курицей. «Черт меня дернул за язык, — ругал он себя. — «Не плачь, девчонка...» — негодовал он. — Да по мне, если хотите знать, уже и старухи перестали плакать!» Он спустился к радистам. Те никого к себе не пускали, но Козлюку дверь отворили, хозяин верхней палубы и в низах оставался хозяином положения.

— Вот что, вислоухие, — сказал он, грозно шевеля бровями. — Русланова у нас есть?

— Где-то валяется.

— Не где-то валяется, а найти надо.

— Да мы найдем, товарищ мичман.

— Надо найти, — уже мягче сказал Козлюк. — На той пластинке, должно быть, «Златые горы» есть?

— Кажется, были.

— Вот, — сказал Козлюк, торжествующе подняв кверху указательный палец. — Мне сыграете «Златые горы». Командиру, стало быть, «Степь да степь...», а мне — «Горы». Поняли, вислоухие?

— Замполит утвердит, так мы что угодно сыграем.

— Замполит утвердит, — пообещал Козлюк.

Но Сокольников неожиданно заупрямился:

— Да пойми, боцман, твои «Златые горы» вкупе с «реками, полными вина» — жесточайший анахронизм.

— Правильно, — сварливо сказал Козлюк, — как швартоваться, или бассейн соорудить, или мочалку сплести, так главный боцман, а как музыку заказать, так сразу и — анахронизм. Хочу Русланову.

— Ладно, пусть будет Русланова, только уж не «Златые горы», а хотя бы «Окрасился месяц...».

— Я не против «Месяца», — тихо сказал Козлюк, — а только желаю «Златые горы».

— Ну, боцманюга, дождешься ты у меня.

— Что-то вы на меня сегодня все взъелись. Командир грозится: «Вернемся в базу, я тебе припомню». Вы то же самое: «Дождешься ты у меня». Что я вам — мальчик для битья?

Сокольников устало махнул рукой:

— Черт с тобой, оставляй «Златые горы». Только, боцманюга, непорядок это.

— Какой уж тут порядок, — согласился Козлюк. — С таким порядком одни беспорядки. А вы лучше бы выпросили у командира штук десять сигнальных ракет. Разных бы: красных, зеленых, белых. Чтоб фейерверк в полночь дать.

— Какой тебе еще фейерверк понадобился? С какой такой радостью встречаем мы Новый год? Может, с лодкой в контакт вступили, может, задание командования выполнили?

— Так ведь в лодке, товарищ капитан третьего ранга, там ведь тоже не дураки сидят, а тоже смекают, что к чему. А Новый год, как бы там дело ни шло, все равно встречают с радостью.

Когда Сокольников заикнулся о ракетах, Ковалев насторожился:

— Что — опять боцманюга придумал?

— В основном...

Ковалев покрутил головой и даже помычал.

— Нет, он определенно в базе от меня схлопочет. — И приказал начальнику арсенала выдать десять сигнальных ракет для произведения новогоднего фейерверка.

3

Новый год уже прошествовал по всей стране и под бой курантов на Спасской башне вступил в Москву, а на «Гангуте» еще шел концерт грамзаписи по заявкам «лучших людей корабля», как хотелось назвать его Козлюку и как он в конце концов по настоянию командира корабля назван все-таки не был, а передавался просто концерт по заявкам. Козлюк без всякого удовольствия прослушал и командирскую «Степь», и свои «Златые горы», только подумал грустно: «А я все ж таки настоял на своем», набрал полную купель воды, опустив в нее два пожарных шланга, чтобы постоянно поддерживать уровень. «Наше дело таковское: скажут, купать новообращенных — будем купать. Прикажут полезть в воду — сами полезем».

Еще за ужином Сокольников попросил всех офицеров встретить Новый год в своих подразделениях, а в час пополуночи собраться в кают-компании. Когда Бруснецов подробнейшим образом расписал командиру все эти приготовления и объявления, тот довольно-таки ехидно заметил:

— Ну правильно: куда конь с копытом, туда и рак с клешней. Нам бы только погромче в барабан ухнуть, а там уж разберемся, что к чему.

— Напрасно иронизируешь, — возразил Сокольников отчужденно: за день намотался, а тут еще командир со своей иронией. — Люди не виноваты, что у нас что-то не вяжется. Люди стали морально уставать. Людям необходима смена ритма.

Ковалев засопел и отвернулся.