Вирджиния Вулф: «моменты бытия»

«Жизнь, – провозглашает Вирджиния Вулф, и эти ее многократно цитируемые слова становятся манифестом, запоминающейся метафорой новой словесности, –

это не ряд симметрично расположенных светильников; жизнь – это сияющий ореол, полупрозрачная оболочка, окружающая нас с момента зарождения нашего сознания и до его исчезновения. Не в том ли задача романиста, чтобы описывать этот изменчивый, непознанный и необъятный дух, какие бы заблуждения и трудности при этом ни обнаружились, с наименьшей возможной примесью чужеродного и внешнего?»

Писатель будет свободным человеком, а не рабом, если сможет писать то, что хочет, а не то, что должен, если изобретет средства свободно сочинять, если будет руководствоваться собственным чувством, а не условностями. Если будет искренним:

«Даже самые искренние из современных писателей способны лишь на то, чтобы поведать, что произошло с ними самими. Они не в силах создать вымышленный мир, потому что не чувствуют себя свободными. Они не умеют рассказывать, потому что не верят сами в свои рассказы. Они разучились видеть дальше себя, разучились обобщать».

…Если будет описывать «мельчайшие частицы, когда они западают в сознание», пытаться «разобрать узор, которым всё увиденное и случившееся запечатлевается в сознании». Задача романиста – «описать этот изменчивый, непознанный и необъятный дух».

Примеры для подражания? Джеймс Джойс, его «Портрет художника в юности» и «Улисс». В отличие от материалистов, Джойс «духовен»; он стремится «любой ценой обнаружить мерцание того сокровенного пламени, которое посылает свои вспышки сквозь мозг…» При всех «недостатках» Джойса, которые мы в связи с «непубликацией» «Улисса» в «Хогарт-пресс» в предыдущей главе упомянули, ирландский писатель является для В.Вулф примером для подражания. Вирджиния называет Джойса «предельно искренним», «самым значительным» из молодых писателей. Относит его, согласно своей классификации, к писателям «духовным»:

«Он отбрасывает с величайшей смелостью всё, что представляется ему побочным – будь то достоверность, связность или любой другой из тех ориентиров, которые поколениями направляли воображение читателя…»

Джойс – и это для Вирджинии Вулф самое, может быть, главное – «приближается к движению сознания»; эту же задачу писательница ставит и перед собой. «Если нам нужна сама жизнь, здесь, без сомнения, мы ее находим». Больше того, умению вскрыть всегда уникальный «момент бытия», показать одновременность течения многих жизней Вирджиния Вулф и сама училась у Джойса.

В современной литературе смещаются акценты: основное внимание переносится на то, что раньше считалось несущественным. И это смещение акцентов и, соответственно, новые формальные требования к литературе уловили раньше других русские – Чехов, Толстой, Достоевский:

«Если мы ищем понимания души и сердца, где еще мы найдем понимание такое глубокое?»

Чему следует учиться у русских? Полутонам, вопросам, на которые нет ответов. Изображению людей, которые одновременно негодяи и святые; чьи действия одновременно прекрасны и достойны презрения. Убежденности, что «нет четкого разделения на добро и зло». Представлению, что в мире, исполненном несчастий, главная обязанность человека – понять ближнего, и не умом, а сердцем. Святость (понимай – духовность) русских писателей, считает В.Вулф, «заставляет нас стесняться нашей собственной бездуховной посредственности».

«Во всех великих русских писателях мы обнаруживаем черты святости – если сочувствие к чужим страданиям, любовь к ближнему, стремление достичь цели, достойной самых строгих требований духа, составляют святость».