Читаем Вирджиния Вулф: «моменты бытия» полностью

Все эти довольно зыбкие понятия проясняются, если раскрыть первый сборник рассказов Вулф «Понедельник ли, вторник», а следом более поздний – «Дом с привидениями». Рассказы получили высокую оценку многих критиков, и прежде всего – Литтона Стрэчи, критика весьма придирчивого, к чьему мнению Вирджиния, как мы уже говорили, всегда прислушивалась:

«Рассказы Вирджинии я считаю гениальными. Можно только позавидовать текучести ее прозы. Чего стоят отдельные предложения! И как только ей удается заставить английский язык плыть, скользить по течению?»

Один из первых рассказов дебютного сборника писательница назвала «Ненаписанный роман». И когда читаешь рассказы из сборника «Понедельник ли, вторник», в названии которого прочитывается аллюзия на эссе «Современная литература» о «мириадах впечатлений… что составляют жизнь понедельника или вторника», то возникает ощущение, что многие из этих рассказов – и в самом деле ненаписанные романы. А вернее – недо

писанные; словно бы начатые и брошенные: как писать «новый роман» – еще не вполне понятно, а писать по старинке – не хочется, неинтересно.

Да и рассказы ли это? Многие – скорее наброски, этюды, «лирические миниатюры в прозе»[72]. Ровно так они, собственно, и писались: «этюды о себе самой» – называла их Вулф. Леонард вспоминал: Вирджиния напишет страницу-другую, бросит, а потом, хотя далеко не всегда, к написанному возвращается. Наброски, этюды и даже – стихотворения в прозе:

«Горе! Горе! Горе! Какие слова, какой звук! Как звук молотка по сухой доске, как биение сердца ретивого китобоя, когда волна бьет за волной и зелень вод мутна!»[73]

В большинстве своем рассказы Вулф очень коротки, пять-шесть страниц от силы, и, как и ее романы, не имеют ни начала, ни конца. Не имеют и морали – модернист до нравоучений не опускается. Сказано же было: «Наша задача – описывать человека, а не читать проповеди».

Во многих едва просматривается, а то и вовсе отсутствует сюжет, вместо него – атмосфера, настроение; не случайно же Роджер Фрай называл прозу Вулф «прозаической лирикой», а недоброжелатель Уиндем Льюис, как уже упоминалось, – прозой «исключительно бессодержательной». И – атмосфера неясности, зыбкости: «всё тает в сумерках». И даже таинственности. Зачин дебютного рассказа В.Вулф «Пятно на стене», ставшего и дебютом «Хогарт-пресс», напоминает новеллу Э.По: «…взгляд мой на мгновение задержался на раскаленных углях, и передо мной возникло знакомое видение. Алый стяг полощется над башней замка, кавалькада рыцарей в красных одеждах поднимается по каменистому склону черной горы»[74].

В отличие от По, правда, видение так видением и остается; мистицизмом, в отличие от американского романтика, Вирджиния Вулф не заражена.

Нет и героя – в традиционном понимании этого слова. Персонажи малой прозы Вирджинии Вулф, подобно действующим лицам чеховских рассказов, малозаметны, нерешительны, погружены в себя, в свои мелкие, каждодневные заботы – со школьной скамьи мы называем такого героя «маленьким человеком». Они чего-то ждут, на что-то надеются; В.Вулф, как и Чехов, любит неопределенные местоимения – признак неопределенности существования, неуверенности в себе, в завтрашнем дне. «Жаждут истины, предчувствуют ее». Но – продолжают жить, как жили, «по накатанной». Чувствуют, подобно Саше Лейзем, «как какое-то существо бьется внутри, ищет выхода, я тотчас его назвала душою»[75]

. Задают вопросы, остающиеся без ответов: «Зачем я здесь? Что ищу?» («Дом с привидениями»). Находятся в процессе «неустанных поисков слова» («Понедельник ли, вторник»); хотят «уловить и облечь в слова состояние, которое для души то же, что для тела – дыхание…»[76] Не этого ли, кстати, добивается и их создательница? Жалуются, «как мало у нас слов для всех этих удивительных ощущений, этой смены боли и наслаждения»[77]. И либо настороженно молчат: «…стремятся утаить свой опыт – на всех лицах меты сдержанности» («Ненаписанный роман»). Либо, словно предвосхищая театр абсурда, говорят каждый о своем, не слышат друг друга:

«– Вот ведь ужас с этой музыкой – дурацкие мечты. Вторая скрипка отстала, вы говорите?

– Это старая мисс Манро пробирается к выходу. С каждым годом хуже видит, бедняжка, а тут такой скользкий пол»[78].

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные биографии

Марина Цветаева: беззаконная комета
Марина Цветаева: беззаконная комета

Ирма Кудрова – известный специалист по творчеству Марины Цветаевой, автор многих работ, в которых по крупицам восстанавливается биография поэта.Новая редакция книги-биографии поэта, именем которой зачарованы читатели во всем мире. Ее стихи и поэмы, автобиографическая проза, да и сама жизнь и судьба, отмечены высоким трагизмом.И. Кудрова рассматривает «случай» Цветаевой, используя множество сведений и неизвестных доселе фактов биографии, почерпнутых из разных архивов и личных встреч с современниками Марины Цветаевой; психологически и исторически точно рисует ее портрет – великого поэта, прошедшего свой «путь комет».Текст сопровождается большим количеством фотографий и уникальных документов.

Ирма Викторовна Кудрова

Биографии и Мемуары / Языкознание / Образование и наука

Похожие книги

Первые в космосе. Как СССР победил США
Первые в космосе. Как СССР победил США

К 50-летию первого полета человека в космос!Подлинная история величайшего прорыва XX века. Все о развитии космонавтики от первых пороховых ракет до «Протона» и «Бурана», от Циолковского до Королева, от немецких «фау» до советского «Востока», от первого спутника до Лунной гонки». Неизвестные подробности полета Юрия Гагарина: какие были проблемы в ходе орбитального витка и посадки, кто первым встретил космонавта на земле, где и как он провел первые часы после возвращения с орбиты? Наконец, что представляет собой пилотируемая космонавтика сегодня и почему не сбылись великие надежды 1960-х годов, когда С.П. Королев мечтал, что скоро «люди будут летать в космос по профсоюзным путевкам», а писатели-фантасты уверенно предсказывали, что к началу XXI века человечество как минимум достигнет Юпитера, а возможно, освоит и всю Солнечную систему (пересмотрите хотя бы «Космическую одиссею 2001 года», перечитайте Артура Кларка или ранних Стругацких).Но как бы ни развивалась космонавтика в будущем, каких бы высот ни достигла, ничто уже не в состоянии изменить того факта, что у ее истоков стояли наши соотечественники, первой в космосе была наша страна, XX столетие навсегда останется в человеческой памяти веком Гагарина и Королева, а русское слово «спутник» вошло во все основные языки, как и легендарное гагаринское «Поехали!», открывшее дорогу к звездам.

Александр Борисович Железняков

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное