– Возможно, офицер, только чьей армии? Это диверсант, который хотел сорвать отправку большого десантного корабля в Югославию с правительственным заданием и подставить наш экипаж, подача шла через наше судно, и мы были последние, кто качал масло на корабль. Поэтому по его расчёту вся вина и ответственность должна была лечь на нас при любом исходе диверсии, что он с блеском и сделал, – я перевёл дыхание, но все молчали, и я продолжил: – Лет через десять-пятнадцать в его мемуарах вы найдёте себя как покровитель, а может, и участник этой гнусной акции против российского корабля, ибо только диверсант, враг может творить такое зло с боевым кораблём и экипажем судна!
Врио командира части и офицер по воспитанию повскакивали с мест, пытаясь заглушить меня, остановить, но у них ничего не получилось. Я успел сказать всё, что думал об этой ситуации, и о майоре в частности. И правильно сделал! Майор что-то пролепетал осипшим голосом, встал и вышел. И тогда офицер по воспитанию пошёл на последний юридический казус: он спросил сержанта-шофёра были ли мы пьяны. Сержант начал что-то неуверенно и бессвязно говорить, показывая на помощника. Я понял, к чему он клонит, и вмешался:
– А как должен вести и чувствовать себя человек, отстоявший суточное дежурство диспетчером, не имея ни минуты сна и покоя, не использовав положенные отгулы за переработку, и тем не менее вышедший в рейс на внеплановое обеспечение корабля, идущего на боевую службу? И он работал вместе с экипажем, руководил и участвовал лично. Он может устать? Его может сморить жара, сон и прочие человеческие слабости – возраст, здоровье, нервы от этого беспредела?!
Никто не ответил, наступила пауза. Сержанта отпустили.
– Конечно, обводнённое масло у вас сильный козырь, – опять начал было офицер по воспитанию.
– Я в карты не играю и свои долг, честь и совесть на кон не ставлю. Поэтому и прекратил приём обводнённого масла.
– Что вы всё время об этом масле? Мы говорим о вашем пьянстве с помощником, а не о масле! – сорвался на этот раз офицер по воспитанию, тем самым дав мне действительно козырь в руки, говоря картёжным языком.
– А потому что готовилось преступление, диверсия. И не понимать этого вам нельзя по должности. Но вместо того, чтобы разобраться и привлечь к ответственности виновных, вы всеми способами, и к тому же не очень порядочными, пытаетесь сделать преступниками нас, отвлекая внимание от исполнителей диверсии, стараясь любым путём поставить всё с ног на голову, бездумно выполняя чей-то заказ или приказ сделать из экипажа пьяниц и скрыть настоящих преступников, свалив вину на честных людей! – выпалил я на одном дыхании.
– Вы думайте, что говорите! – на этот раз не вытерпел и вступил в разговор врио командира части.
– У меня было время и возможность хорошо подумать после разговора с вами в субботу, – сказал я, уже успокоившись, с твёрдым убеждением, что «разборка» сорвалась.
Ещё некоторое время продолжалась никчемная перепалка, но было видно: дело шло к концу.
Наконец выпроводили и нас с помощником, предупредив, что завтра будет профком. Мы вместе со всеми стали пробираться к дверям, так и не поняв, победа это или очередной тайм-аут.
Перед самым выходом из кабинета я вдруг почувствовал какое-то беспокойство, а на затылке чей-то мощный, как лазер, раздражающий и неприятный взгляд. Я догадался, кто хотел испепелить меня, и надо бы выйти, не оглядываясь, лежачего не бьют, а раненый зверь опасен, но не совладал с собой, с тем чувством близкой победы и превосходства над поверженным противником, и обернулся.
Офицер по воспитанию сидел за столом, держа в руках те три листка лжи и подлости, словно подзаряжаясь от них отрицательным зарядом или давая на них обет будущей мести. Наши взгляды встретились, он смотрел на меня исподлобья, сощурив глаза, источая такую ненависть и злобу, что если бы она материализовалась, гиперболоид инженера Гарина стал бы техническим анахронизмом.
Забегая на год вперёд, могу сказать, он осуществил свою сатанинскую месть и исполнил свой обет, прежде чем была записана эта история.
Но это – потом. А сейчас я с неприязнью отвернулся, удовлетворённый тем, что Добро победило Зло. И так будет всегда, потому что мы люди, и рождены на свет от любви и для добра. И только выродки, подобные ему и негодяю-майору, творят зло, не думая, что всё равно придётся держать ответ перед Богом, а ещё раньше – перед своей совестью и теми, кому причинили зло, даже если жизненные пути с ними никогда больше не пересекутся. И дай Бог никому и никогда не встречаться с такой мразью!
Улица встретила нас солнцем, светом, привычной жарой и прозрачным чистым воздухом. И лишь у нас, в диссонанс всему виденному, в душе ощущалась какая-то бездонная пустота, усталость и боль за всё, что так нелепо и драматично произошло с нами и всеми, вовлечёнными в конфликт.
О том, что разбором дело не окончилось, напомнили капитан-наставник и председатель профкома.
– Пока остаётесь на своих местах, – подытожил председатель профкома.