Читаем Вирус турбулентности. Сборник рассказов полностью

Через полчаса она вернулась, принеся с собой запах иного мира. Длинные светлые волосы долго сушились щеткой. На кровати была разложена косметика. Светик, дежурившая в этот день, ничего не сказала, но на уколы приказала пройти в процедурную.

 До отбоя Юля сидела с зеркалом. Гипсовая нога вертелась в свой петле. В исконно женском порядке были извлечены тени, тушь, нарисованы губки. И напоследок волосы были высоко забраны и сколоты какой-то волшебной бабочкой с переливающимися крыльями.

– Ты куда на ночь глядя собралась? – не повернув головы, поинтересовалась с горы подушек Вера Степановна.

– А завтра я вас всех красавицами сделаю – и Юля, впервые улыбнувшись, сгребла, с сожалению соседок, волшебное добро обратно в коробку и поставила в тумбочку. Завернулась в халат и поволокла гипс на прогулку.

– Тебе ж лежать сказали – почему-то вдруг вспомнила Рината.


Баба Галя, набравшись смелости, выглянула в коридор. Юля прошла мимо поста медсестер, душевой и скрылась за поворотом.

– Прости, Господи, чего только не увидишь.

В тот день смотрели сериал. Телевизор, стоявший на холодильнике, барахлил. И когда гулена вернулась, Вера Степановна спиной проруководила:

– Деточка, поправь антенну, я не вижу, за холодильник упала что ли. Ну вот, еще чуть-чуть. Так лучше. Погоди, достань из холодильника синий пакет, на нижней полке. Вот спасибо. И тапочки, тапочки подвинь, пол мыли, задвинули, мне ж не достать.

– А кухня не закрылась еще? – вспомнила Рината. Ты ведь мимо шла. Глянь, воды бы набрать, опять пусто.

Юля принесла воды, поплакали над сериалом, причем Вера Степановна высказала мнение, что героиня прям как их Юлечка, и умница, и красавица.

Утро пятницы началось с нарушений дисциплины. Одиннадцатая палата опоздала на уколы. Озадаченная массажистка снизошла до подъема в лифте на два этажа вверх – больные никогда не опаздывали, задерживаться могла она, но во сколько бы не пришла, Рината, первая в списке, сидела у двери кабинета с полотенцем и кремом и преданно ждала, всегда оставляя деньги на «что-нибудь к чаю».

Одиннадцатая палата наводила марафет. Передвигаясь от кровати к кровати, Юля подводила глаза, красила губы. Самой привередливой оказалась Вера Степановна, ввернувшая, что без гемоглобинчика на щеках образ будет неполон. Румян не оказалось, и часть теней ушла на щеки. Баба Галя выбрала самую яркую помаду – такую, как во времена вальсов. Вкус Ринаты оказался безупречен. Блестки очень шли к ее карим глазам. Единодушно она была признана самой стильной. Массажистка осталась в палате и провела зарядку для всех. И первый раз не заработав даже на шоколадку, она ушла очень довольная собой и обещала вернуться.


Лечащий врач Олег Игоревич Травкин был поражен обилием красивых женщин в отдельно взятой палате. За день он заглянул к ним три раза, за время обхода дважды ущипнул Светочку, забывшую подать ему полотенце.

После ужина во время посещений родственников Юля исчезла. Ринате пришлось опять идти за водой. В коридоре стояла тишина. Приглушенные голоса, доносившиеся из палат, глохли в беленых стенах. Высокие стеклянные двери входа в отделение были приоткрыты. Чувствительная к сквознякам, Рината двинулась к открытой двери и вздрогнула. Тень за матовой поверхностью качнулась, и в отверстие просунулся резиновый кругляш костыля. Затем появилось махровое плечо, отжавшее пружину, швыркнул гипс, и в образовавшейся щели, появилась светлая голова. Втиснулся второй костыль.

– Юля!

Смертельно бледная, улыбаясь кончиком накрашенного рта, Юля оперлась обеими руками в раздаточный столик.

– Куда тебя носило? – Рината оглядела соседку с ног до головы и вдруг увидела на носке гипсового сапога тающий снег.

– Ты на улице была?

– Лифт, – выдохнула Юля, и оттолкнулась от стола. Рината двинулась вслед за ней.


В палате Юля пошарила рукой в кармане и выложила на стол связку пакетиков кофе: – Вот.

В этот вечер после отбоя пили запрещенный напиток, бабочка поблескивала на подушке.


Так одиннадцатая палата стала клиентом ларька во дворе больницы. Там продавали то, что не могли принести родственники – то, что хотелось сегодня, сейчас. Баба Галя отдала свои шерстяные чулки, которые одевались парой на здоровую ногу, а после похода сушились за кроватью Ринаты. Стали доступны аптека и буфет для персонала. Привязанные к кроватям очень удивили родственников просьбой о деньгах. Давали друг другу в долг. Только тетя Лена экономила, чтобы расплатиться с санитарками за вынос судна. Все стали чувствовать запахи.


Палата позволяла себе пропускать обеды. Вечерами Юля все также уходила, а женщины давали советы. Однажды она принесла большой бумажный самолет и привязала рядом с человечком.

В понедельник, в большой обход, доктор Травкин, как всегда обстоятельно изложив суть дела, вдруг поплыл в улыбке:

– Слушай, кто тебя воспитывал, чего ты ползаешь. Я снимаю с себя ответственность.

– Помните, Маресьев.

– Понятно, – улыбка съехала с его лица, – пошли отсюда. Пионерка, мать твою.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Жизнь за жильё. Книга вторая
Жизнь за жильё. Книга вторая

Холодное лето 1994 года. Засекреченный сотрудник уголовного розыска внедряется в бокситогорскую преступную группировку. Лейтенант милиции решает захватить с помощью бандитов новые торговые точки в Питере, а затем кинуть братву под жернова правосудия и вместе с друзьями занять освободившееся место под солнцем.Возникает конфликт интересов, в который втягивается тамбовская группировка. Вскоре в городе появляется мощное охранное предприятие, которое станет известным, как «ментовская крыша»…События и имена придуманы автором, некоторые вещи приукрашены, некоторые преувеличены. Бокситогорск — прекрасный тихий городок Ленинградской области.И многое хорошее из воспоминаний детства и юности «лихих 90-х» поможет нам сегодня найти опору в свалившейся вдруг социальной депрессии экономического кризиса эпохи коронавируса…

Роман Тагиров

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза