Вирус турбулентности. Сборник рассказов

– Жопа не лезет в джинсы твои. Аа-ай, – слизала остатки йогурта с пальцев.

– Салфетку возьми.

– Ааа-а-а-а, – на каждый «а» Малая тыкала мятой салфеткой в сетку пушистой юбки, – Да, блин, и пох**й. Погнали.

Татьяна Ивановна стояла в коридоре, воткнувшись затылком в ворох одежды на стене и прижав к груди сумочку. Зажмурив глаза и стиснув зубы, она тихо сползала вниз. Затылок отсчитывал пуговицы и пряжки ремней.

В кухне задвигались стулья, в коридор долетали обрывки фраз.

– Пошли, опоздаем.

– Да ты дура, блин. Отстань от меня. Руки дай помою. Пошли.

– Кроссовки покажи.

– Да света нет. Зачем тебе – уё**ще. Лучше тебе этого не видеть.

– Дура.

– Сама дура.

– Я в чём пойду? Шняга какая-то.

– Да вон, мои надень, не видно ни х**я, блин. Что ты тычешь, лампочка ё*нулась.

– Пошли.

– Свет на кухне выруби.

Мимо Татьяны Ивановны прошлепали туда-сюда шаги. Хлопнула дверь, повернулся ключ.

Она посидела ещё в углу под одеждой, потом опустила сумку на пол, тяжело перекатилась на колени, и, согнувшись крючком, ткнулась лбом в мокрый ботинок.

Зашла на кухню, выбросила в ведро банки из-под йогурта, вытерла со стола, машинально вымыла пару чашек, зашла в комнату, легла на кровать и умерла.

Мерно стучали капли из крана. Нужно починить. Снова будет переплата. По два куба накапывает. Триста рублей. – Не умиралось.

Татьяна Ивановна повернулась на бок, подтянула подушку. Потянулась вперёд, притянула голову дочки и уткнулась в волосы. Она пахла ванилью и молоком. Розовый носик, сонные глазки. Двумя руками она крепко прижала её к себе и долго дышала в макушку.

Потом встала, – босым ногам было холодно. Поискала ногой тапки, пошла на кухню, подошла к окну.

На аллее у соседнего дома стояли две девчонки. Одна, в розовой юбке, припрыгивала и смеялась, задирая по очереди вверх ноги в розовых кроссовках. Вторая, в островерхой шапке, отставив ногу, курила, высоко держа сигарету правой рукой, улыбалась и собирала другой с кофты подруги прилипшие крошки.

Татьяна Ивановна стояла, прислонившись к косяку, пока они не двинулись вдоль дома. Потом оттолкнулась, встала ровно, прищурила левый глаз, точно смотрела в прицел, и, стараясь со спины точно попасть в голову, ямку под солнечным сплетением, левое плечо и, через сердце, в правое, аккуратно перекрестила сначала одну, а потом вторую девочку. Присмотри.

Повернула кран газовой трубы, подвинула чайник, пошла в коридор, достала из сумки длинную связку йогуртов, вернулась на кухню и аккуратно поставила их в холодильник.

– – – – -

Смысл

Дверь с треском распахнулась.

– Принимайте, барышни, – ухватистая санитарка и тощая лифтерша подкатили носилки к дальней кровати. – Ну давай, давай, голуба.

Вдвоем они кое-как перетянули тяжело упавшее тело. Санитарка наклонилась, вздохнула и подоткнула одеяло. Женщина отвернулась лицом к стене. Санитарка прислонила костыли к металлическим прутьям.

– Как она выбралась у вас, девушки?

С соседних коек тянулись головы. Кто не мог встать, повыше поднялся на подушках. Шустрая бабуля из дома престарелых с рукой на цветном платочке просеменила к новенькой.

– Как тебя зовут? – легонько прикоснулась. – Эй, как тебя зовут?

– Оставьте меня в покое.

Бабуля поджала губки, вернулась к своей кровати и уткнулась в чашку. В палате повисла тишина.

После обхода началось движение. Приехал рентгеновский аппарат. За стеной в перевязочной звякали металлом. Шуршали пакеты. Мылись чашки-ложки. Лишь у последней тумбочки остывал обед. Ночью она стонала.

Воскресное утро началось с грохота и невыносимой вони – опрокинув переполненное за ночь судно, в палату въехала каталка. Вчерашняя невыспавшаяся санитарка, матерясь и подпинывая свихивавшееся колесо, толкнула её через всю палату.

– Принимайте, в коридоре нашли.

Вслед полетели костыли. Баба Галя убрала их с одеяла и подергала за халат лежавшую.

– Слезть сможешь? Давай потихоньку.

Весь день женщины перешептывались. Кровать в углу молчала. Вечером Светочка, бойкая, с высокой загорелой грудью, в удачно подобранном халатике, первая вошла в темный прямоугольник и щелкнула выключателем ночника.

– Подол выше. Молодец. Повернись. Вот так. А теперь поднимись, – и ловко всунула судно. Весело брызнула из крана водой, протерла пальчики спиртом, вытянув по очереди к свету яркий маникюр.

– Ну, красавицы, теперь подставляйтесь.

Бабули оживились, закряхтели, заворочались. Вечерние уколы включались в разряд событий. Переговаривались, сыпали прибауточками.

– А теперь спать, – Светик брякнула шприцами и выключила верхний свет.

Она заглянула еще раз, процокала к окну, наклонилась. – Молодец. Смотри не шастай. Выпишут, по снегу далеко не похромаешь. – И громко: – Спим, женщины, спим.

В окна светили фонари, кто-то долго рассказывал о своих бедах и болезнях. Повздыхали.

А утром взвизгнула дверь. И каталка, как завтрак в постель, ловко пристроилась к столу, делившему палату на правый и левый ряд.

– Откуда?

– На площадке между шестым и седьмым нашли, в реанимационном. Как она там? Хорошо, операция закончилась. А до вечера пролежала бы. Там ведь не ходит никто!

Молоденькая хрупкая сестричка из реанимации – одни глазищи: