Византиец

На следующее утро Н. вошел в церковь первым. Висел всегдашний готический полумрак, лишь изредка рассекаемый длинными и узкими полосками бледного света. Когда появился молодой князь, Н. устроился за ним. Началась служба. Размышлять уже особенно не приходилось. Стоя на коленях и согнувшись, Н. под складками плаща извлек короткий кинжал. И довольно решительно, как ему показалось — до крови, приставил к спине молодому Караччоло, стоявшему впереди. Тот дернулся, но не успел ничего ни сказать, ни оглянуться, поскольку Н. успел предупредить поворот головы князя жестким шепотом ему в ухо:

— Если вам дорога жизнь, князь, не оборачивайтесь. Выслушайте меня.

Караччоло сделал еле заметную попытку пошевелиться.

— Не дурите, князь, — все тем же жестким шепотом добавил Н., нажимая на кинжал.

Тот еле слышно застонал.

— Не надо пытаться обернуться, вскочить, закричать. Вы только сорвете службу. А это неприлично. А потом я буду вынужден вас убить. Что совсем ни к чему. Если мы с вами договоримся, вполне можно обойтись без этого.

— Чего вы хотите? — выдавил из себя молодой человек, напрягшись.

— Тише, тише. Прежде всего, не оборачивайтесь, говорю вам. Потому что иначе весь дальнейший разговор станет бесполезным. Выслушайте меня, а потом сами решите, что вы предпочтете. Или вы захотите быть убитым здесь, в церкви, или мы с вами договоримся.

— Хорошо, — с тяжелым придыханием, со скрипом, — говорите.

— Так вот, князь, вас хотят очень грубо и пошло использовать, заставляя жениться на Зое Палеолог.

Караччоло снова дернулся, видимо, начиная что-то соображать. Н. пришлось еще слегка поднасадить его на кинжал. По телу князя пробежала судорога боли, но на этот раз он промолчал.

— Я не знаю деталей, но могу вообразить, как вас уговорили. В принципе этот брак вам совершенно не нужен. Вы один из самых блестящих молодых людей Италии. Вы можете жениться на ком хотите и когда хотите. Героические поступки — не для вас.

Вам, очевидно, передали, что этот брак угоден Его Святейшеству. Что Его Святейшество за это мог бы закрыть глаза на некоторые художества вашего отца и дяди во время последнего изгнания Евгения IV во Флоренцию. Может быть, вам даже намекнули, что вернут кое-какие семейные владения. В любом случае вы — молодой человек, и милость при папском дворе вам, конечно, не повредила бы. К тому же за Зоей вам наверняка пообещали богатое приданое, а при всем вашем богатстве лишние деньги еще никому не вредили. Наконец, Зоя хотя и не красавица, в нашем, итальянском смысле, вместе с тем весьма мила и недурна собой. Она хорошо сложена и вполне способна стать матерью ваших детей.

Так что партия получалась как будто довольно привлекательная. Но не настолько привлекательная, поверьте мне, чтобы заплатить за нее собственной жизнью.

— Хорошо, положим, что все это так. Но вы-то чего от меня хотите? И кто вы?

— Ну, кто я, положим, вам знать совершенно не обязательно. А вот кого я представляю, я вам скажу. Я грек, из тех, кто сумел спастись из Константинополя за несколько недель до его падения. Таких немало в Италии. Я своими глазами видел города, сожженные турками, оскверненные ими православные храмы. Я видел насилие, творимое ими над нашими сестрами и матерями. Из-за предательства папы и императора величайшая держава мира превратилась в ничто.

У нас осталось не так уж много святынь. Константинополь стал столицей варварского ханства, София поругана, нашу веру истребляют огнем и мечом. Единственное, что у нас пока осталось, — это дети Фомы Палеолога, брата нашего последнего императора.

Так вот, князь, я хочу, чтобы вы усвоили: что бы ни произошло, мы, греки, — а нас здесь больше десятка тысяч — мы не допустим, чтобы наша деспина вышла замуж за латинянина. Мы не остановимся ни перед чем. Мы видели такую кровь, с которой уже ничто в этой жизни сравниться не сможет.

— Но я не могу, я дал слово, брак уже назначен. К тому же Караччоло никто никогда не мог упрекнуть в трусости.

— Не глупите, князь, никто не подвергает сомнению ваше личное мужество. Но личное мужество должно заключаться в том, чтобы принять трудное решение. Расторгните помолвку, отмените свадьбу. Объявите об этом сегодня же. Пусть вы огорчите папу. Пусть невеста порыдает. Пусть это обернется скандалом. В течение нескольких месяцев вам лучше будет не появляться в Риме. На вас будут косо смотреть. Но зато вы заслужите уважение греческой нации и спасете собственную жизнь. Что тоже немало.

Поймите, нельзя бросать вызов целому народу. Если вы готовы принять православие и жениться на Зое по православному обряду, пожалуйста, мы не против. Но вы же этого не сделаете?

— Не сделаю.

— Значит, откажитесь от брака. Этим браком вы оскорбляете нас. Не только живущих в Италии, но и всех греков, страдающих под турецким гнетом. Там тоже наслышаны о вашей помолвке. Поймите, у вас все равно ничего не получится. Вы можете убить меня, другого, третьего, десятого, но вы не убьете всех нас. Все равно мы вас устраним, найдем возможность. А кроме того, подумайте о Зое, если она вам хоть немного дорога.