Итак, мысль о браке прозвучала из уст папы, и Зоя была согласна. Теперь предстояло от разговоров вокруг этого брака перейти к разговорам о браке. Требовалось официальное предложение.
От кого оно будет исходить — от Москвы или от Святого престола, значения не имело. Н. проще было организовать предложение из Рима. Москва была слишком далеко, влиять на тамошние события он не мог, разве что через Делла Вольпе. Но монетчику Н. не доверял. Собственно, потому ему и хотелось быстрее перевести дело в плоскость официальной дипломатической переписки, чтобы освободиться наконец от угнетавшей и компрометирующей зависимости от ушлого итальянца.
Такие люди, как Виссарион, прошедшие через его школу и его жизнь, ничего не прощали. Н. это знал и знал, что Виссарион знает, что он это знает. И тем не менее Н. предстояло убедить старого кардинала, что тому выгодно не просто формально поддержать проект брака, а бросить в пользу этого проекта все свое по-прежнему немалое влияние.
Обычно римское бабье лето — лучшая пора года. Сейчас же осень выдалась на удивление холодная и мерзкая. Каждый день лил дождь, ватно-серое небо если не давило, то придавливало. Ночами откровенно познабливало. И хотя Н. не бедствовал, снимал достаточно приличный дом, естественно, вполне мог себе позволить купить дрова, в это время года в Риме как-то было не принято топить.
К тому же, строго говоря, ни времени, ни желания заниматься холостяцким бытом у Н. не оставалось. Утомляли беготня и суматоха. Ему приходилось много крутиться по Риму, который сильно разросся, наведываться в Витербо, регулярно наезжать в Венецию и Неаполь. Приходил Н. довольно поздно и, как правило, согревался кубком красного вина и одеялом. Любовь к жизни постепенно изменяла ему. Но он не сдавался.
Как большинство пожилых людей, Виссарион с годами становился все более эгоистичным. Если судить по его речам, крестовый поход оставался главным делом жизни кардинала. Но это на словах. По сути же, несмотря на все свои титанические успехи и победы, Виссарион тоже был неудачником и ощущал себя неудачником. Он не смог объединить церкви. Не смог освободить Византию. Папой тоже не стал.
Библиотека — это другое, это родное, от души. Виссарион и вправду любил книги намного больше людей. За уникальную рукопись старый кардинал, которого многие воспринимали чуть ли не наравне со святыми отцами церкви, не колеблясь, отдал бы душу дьяволу. Но Н. не представлял, как второй раз обыграть библиотеку. Свою роль эта уловка уже сыграла. Благодаря ей Н. удалось спастись и заручиться со стороны Виссариона поддержкой — хотя во многом и формальной — идеи брака Зои с Иоанном.
Играть на патриотических струнах, которые Н. так удачно затронул в беседе с Зоей, не прошло бы. Кардинал эту роль исполнял значительно лучше кого бы то ни было. Многие из его учеников и любовников навсегда попадали в сети Виссариона с этой первой беседы, с проникновенно-исповедального рассказа о том, что все они, греческие эмигранты в Италии, не принадлежат себе. Что все они как бы миссионеры, посланцы со своей далекой завоеванной родины. Что у них нет в жизни другой, более высокой цели, чем послужить Греции.
Правда, Н. категорически не соглашался с Виссарионовой трактовкой, как служить, ибо Виссарион, по существу, сводил всю византийскую цивилизацию к книжной мудрости. По нему, сейчас, когда Византия прекратила свое существование как государство, требовалось в первую очередь спасать книги, знание, так как Виссарион свято верил, что оно вечно и бессмертно.