Византиец

Н. не считал себя гением. Он плотнее стоял ногами на грешной земле и смотрел на вещи проще. Он понимал, что пытаться сыграть на любви Виссариона к утраченной родине бесполезно, поскольку эта струна перегорела в душе старого кардинала. Виссарион очень долго осваивал правила римской жизни, чтобы бить латинян их же оружием, чтобы стать таким, как они, но только умнее, сильнее, изощреннее, дальновиднее. Ему это удалось.

Но за все в жизни приходится платить. Несмотря на свою длинную бороду и черную рясу, Виссарион, по сути, вырастил из себя латинянина, стал латинянином. К тому же, самое главное, — Н. наблюдал это на многих примерах — с годами кардинал перестал любить кого бы то ни было, кроме самого себя.

Значит, требовалось сыграть на любви Виссариона к себе, на старческой, болезненной привязанности этого некогда великого человека к тому, что еще оставалось от его жизни. Но как?

В конце концов решение, над которым Н. столь долго мучился, оказалось неприлично простым. Если старик Виссарион что-либо продолжал по-настоящему любить, это была власть. Эта страсть вдохновляла Виссариона всю жизнь. И ей он не изменил даже на пороге смерти. Пребывая в полуопале, старый, больной Виссарион все равно грезил о власти. На это Н. и поставил.

Они с Виссарионом знали друг друга больше двадцати лет. За это время отношение Н. к Виссариону прошло полный цикл: от слепого поклонения, через влюбленность — к ненависти, презрению и теперь к какому-то странному чувству, состоявшему отчасти из привычной привязанности, отчасти из глухого уважения и терпимости. Жизнь никого не щадит. Между тем Виссарион был гений, и он прошел через жизнь, как дай Бог пройти каждому из нас, и дай Бог каждому из нас так проигрывать, как проигрывал Виссарион.

Н. досконально изучил повадки своего бывшего учителя. При всей прозорливости Виссариона использовать его, как всякого крупного человека, было довольно несложно. Н. не злоупотреблял этим своим знанием, в отличие от остальной челяди Виссариона. Тем не менее и ему приходилось не раз устраивать небольшие спектакли, чтобы добиться от кардинала написания нужного письма, нужного заступничества или нужного вмешательства.

На этот раз все обстояло сложнее. Виссарион больше не доверял Н. Он его не простил. Может быть, в глубине души он его по-прежнему слегка любил, но не подпускал к себе. Н. продолжал занимать должность личного секретаря кардинала, для внешнего окружения по-прежнему являлся его ближайшим помощником и советником. Причем сам Виссарион, похоже, не собирался развеивать этот миф. Однако поговорить с Виссарионом запросто, без формальностей Н. уже не мог.

Виссарион принимал его в любое время по первому обращению, выслушивал, вникал. С той лишь разницей, что кардинал принимал Н. так, как он принимал опытного и опасного врага, к которому относился с уважением. Н. стал для Виссариона чужим.

Так что Н. предстояло изрядно потрудиться, чтобы внедрить в сознание подозрительного старика мысль о том, что брак Зои с Иоанном может оказаться для него таким же коньком, каким на протяжении последних десятилетий был крестовый поход. Что, эксплуатируя этот проект, Виссарион может снова вернуться во власть. Но требовалось, чтобы эта подсказка пришла к Виссариону не от самого Н., а от других людей.

Н. был убежден: если Виссарион поверит, что брак Зои с Иоанном ему выгоден, он будет отстаивать этот брак до конца. Причем кардинала нисколько не смутило бы, что в этом проекте его союзником оказался бы его бывший любимый ученик, потом предавший его — а Виссарион считал именно так — и ставший его врагом. Кардинал вообще не привык смущаться эмоциональными недоразумениями. Он мог и умел заключать тактические союзы со своими врагами, неоднократно делал это и не испытывал при этом ни малейших угрызений совести.

Кажется, ни разу в жизни Н. не отмеривал свои шаги столь тщательно. Старался действовать не напрямую, не оставляя следов. То до кардинала через случайного посетителя дойдет весть о том, что Павел благосклонно отозвался об идее брака Зои с Иоанном. То ему расскажут, что папа совсем плох и что у него, у Виссариона, есть шанс еще раз попытать счастья на очередных выборах. Надо только быстрее вернуться ко двору из никому не нужной полуопалы, к тому же все больше принимавшей добровольный характер, и войти в круг ближайших сподвижников Его Святейшества.

К Виссариону стала значительно чаще поступать информация о московских делах, о том, что Иоанн укреплял свою власть, искоренял крамолу, что он собирался, наконец, освободиться от монгольского ига, что к нему поступали предложения о браке от австрийского двора. Потом и сам папа в разговоре с Виссарионом как бы невзначай обронил, что пора забыть прошлое и что они должны еще поработать вместе на благо Святой церкви.