Процессия получилась довольно внушительная. Н. сделал все, чтобы прикомандировать к возвращавшемуся в Москву посольству побольше итальянцев и греков. Опять-таки, прежде всего для предупреждения возможных козней Делла Вольпе. Старшим итальянского отряда назначили Антонио Бономбру, генуэзца родом, епископа Аяччо, что на Корсике. Н. лично не знал Бономбру, но то, что он слышал об этом человеке, убеждало его в правильности сделанного выбора.
Бономбра, к тому времени человек зрелых лет, с молодости принадлежал к доминиканскому ордену. Он представлял собой классический тип пастыря, вышедшего из мелкопоместного дворянства и проведшего жизнь в провинции, вдали от интриг больших дворов. Бономбра слыл несколько туповатым и упрямым, но зато законопослушным и исполнительным. Каких-либо самостийных интриг с его стороны опасаться не приходилось.
Указания Бономбре и возглавляемому им отряду были прописаны предельно ясно: доставить Зою с приданым в Москву по согласованному маршруту. Даже если бы для этого потребовалось разойтись с Делла Вольпе и русской частью посольства и применить силу в отношении них. Н. стоило немалых трудов, чтобы сформулировать инструкции именно таким образом, без недомолвок. Как ему показалось, генуэзец все понял и пообещал умереть, но доставить деспину в Москву целой и невредимой, какие бы интриги ни затеял Делла Вольпе.
Кроме того, Сикст поручил сопровождать посольство до Москвы Помпонио Лето — старому знакомому Н. Он лишь недавно залечил следы пыток и оков и держал себя очень тихо. Его задача состояла в наблюдении и описании жизни и нравов в московских землях.
Процессию составили около ста лошадей и примерно столько же людей, из них большая часть — итальянцы. Выезд получился торжественный и пышный. Для Н., покидавшего Рим через несколько часов после посольства, в эту минуту смешалось все — триумф и поражение, боль и радость. Смотря на удалявшуюся в пыли по Кассиевой дороге процессию, Н. испытывал саднящее чувство на сердце. Н. казалось, что сам византийский орел навсегда покидал Рим. Он перебирался на новую родину, его там ждали новые надежды. Но прежде всего это означало окончательное признание того, что старая родина погибла навсегда и безвозвратно.
Н. ехал один, верхом. Он рассчитывал без труда подладиться под громоздкое посольство с обозом. Располагая точными сведениями о графике движения, Н. планировал выезжать за час-полтора до посольства, чтобы проверить дорогу и заблаговременно прибыть в то место, где посольство собиралось остановиться на ночь.
Среди итальянских офицеров, прикрепленных к Зое, двое были посвящены в курс дела и имели задание ежедневно, а точнее, еженощно докладывать Н. обо всем, что происходило в посольстве. Епископ Антонио Бономбра тоже в общих чертах был поставлен в известность о миссии Н. Предполагалось, что Н. доведет посольство до Альп, а затем с подробным отчетом вернется в Рим. Контактировать с Делла Вольпе, тем более с Зоей без крайней необходимости ему запрещалось.
Сбой случился один-единственный раз в Сиене 29 июня 1472 года. Н. прискакал туда загодя. Удостоверился, что все в порядке. Письма Виссариона и Сикста возымели свое действие. Зою встречали по высочайшему разряду. Под ее резиденцию отвели большую часть главного дворца города — Палаццо Пубблико, расположенного в основании ракушки Пьяцца дель Кампо.
Пошатавшись по корчмам и узнав слухи, что было явно нелишне, Н. расположился поудобнее, чтобы вместе с зеваками понаблюдать вход процессии в город. Через пару часов все завершилось. Деспина, как ему донесли, у себя в покоях готовилась отходить ко сну. Тогда Н. с чистой совестью отправился к себе на постоялый двор, где он снял комнату. Вставать ему предстояло рано. Так что его планы не простирались дальше того, чтобы выпить кубок-другой отличного местного вина, почитать Аммиана Марцеллина, что он нередко делал перед сном, и хорошенько выспаться.