При Святом престоле, повязанном догмой, такую вольность позволить себе не могли. Вот и выходило, что папская дипломатия с подачи Виссариона затеяла всю эту громоздкую и трудоемкую операцию зря. Такие настроения витали при папском дворе, когда заходила речь о московском браке Зои.
Сначала Святой престол суетился, пробовал что-то сделать, напомнить Зое через посредников об ее обязательствах, ее долге, думал, как вразумить великого князя. Затем, за временами и расстояниями, все заглохло.
Н. в общем-то устраивал такой поворот. Все равно от Святого престола ожидать какой-либо помощи не приходилось, скорее подвоха. Но в то же время Н. с его деятельной натурой огорчало, что в Риме и Венеции столь быстро забыли о Зое. Тем самым итальянцы лишили себя уникальной возможности для расширения связей с Москвой. А Н. выступал за всяческое поощрение таких контактов. Он понимал: чтобы поднять православную Русь, ее нужно выталкивать в европейскую политику, даже вопреки ей самой, вопреки ее собственным желаниям и настроениям.
Однако Н. так размышлял больше по инерции. Он сознавал, что свое сделал. В лучшем случае он мог вмешаться, чтобы что-то подправить.
Глава 22
Жизнь Н. очень во многом переменилась. И не в лучшую сторону. Ему крайне тяжело далось привыкание к собственной отстраненности от большой политики. Ему пришлось предпринять ряд довольно болезненных шагов по экономии, отказаться от привычного уклада. На него все сильнее наваливалось одиночество, которое отныне заполняло пустоты в его существовании. И тем не менее в чем-то его нынешняя жизнь все-таки напоминала прежнюю. Н. продолжал общаться со многими людьми из своего старого круга, баловался переводами, преподавал. Случалось, хотя и редко, что в качестве консультанта, знатока восточных дел его привлекали к проработке политических вопросов, с которыми сталкивалась Венеция в войне против Турции.
Все это было очень зыбко. Н. сам подспудно чувствовал, что до бесконечности поддерживать эту видимость благополучия ему не удастся. Обвал случился в 1479 году, когда по капризу судьбы Зоя родила сына.
В Венеции понимали, что мир с Турцией неизбежен. Венеция уже давно не проводила наступательных операций. Уже давно Малатеста эвакуировал Морею, прихватив с собой прах обожаемого им Гемиста. Уже давно Мухаммед захватил последний оплот венецианского сопротивления на востоке — остров Негропонт. Уже давно выбыл из войны единственный союзник, способный на равных помериться силами с Мухаммедом: 10 августа 1473 года персидский шах Узун Хасан, кстати, женатый на дочери трапезундского императора Иоанна IV, потерпел страшнейшее поражение под Эрзинджаном. В 1475 году, когда с подчинением Османской империи Крыма пала генуэзская Каффа, в Венеции никто даже не порадовался унижению извечной соперницы — в Каффе турки перебили всех христиан. От таких новостей в Венеции царило мрачно-унылое настроение. Силы республики таяли.
В Риме только призывали к крестовому походу, не ударив палец о палец, чтобы помочь северной союзнице. Большинство европейских держав или стояли в стороне, или, того хуже, пытались воспользоваться войной в своих корыстных интересах. По существу, всю тяжесть военных действий с отлаженной боевой машиной Османской империи несли две страны — Венеция и Венгрия. И обе подошли к пределу своих ресурсов. Столкнувшись с перспективой приближения военных действий к венецианской лагуне, Сенат вынужденно пошел на переговоры.