Византиец

В Стамбул направили делегацию во главе с Джованни Дарио. Неизбежность мира витала в воздухе. Его одновременно и ждали, и страшились. И тем не менее, когда в начале февраля в Венецию пришло известие, что 25 января 1479 года в Стамбуле был подписан мирный договор с Турцией, это произвело эффект пушечного ядра, ворвавшегося в комнату. Город словно накрыли саваном. Венеция уступала туркам свои лучшие заморские владения: Скутари, Кройю, Негропонт, Лемнос, Ла Маину. Гордая республика обязалась выплачивать Турции контрибуцию в размере десяти тысяч дукатов ежегодно. Это было не просто поражение. Это была катастрофа.

Граждане республики не ведали, что Венеции еще суждено воспрять, что она еще переживет свой второй золотой век, богатея и прирастая наземными владениями. Но это — потом. Сейчас венецианцам предстояло учиться жить по средствам и бороться за свое существование уже не на просторах Романии, а на рынках зерна и кредита Генуи, Флоренции и Сиены и в прокуренных ладаном, пыльных и душных ризницах Рима.

Последствия унизительного стамбульского мира сказались быстро. Свертывалась торговля, особенно восточная, отворачивались соседи и друзья. Еще совсем недавно Венеция считалась первой среди равных в ряду итальянских государств. Теперь ее стали сторониться. В городе, привыкшем жить на широкую ногу, повеяло лишениями.

Естественно, столь разительные перемены в жизненном укладе не могли не отразиться на расстановке сил среди основных семей города. Н. это ощутил собственной шкурой. Те люди, которых он знал, которые его поддерживали, ему патронировали, в основном принадлежали к антитурецкому лагерю. К тому лагерю, который двадцать лет назад начинал войну с Турцией и который ее вел, невзирая ни на что, на протяжении всего этого времени.

Теперь этих людей стало значительно меньше. Многих перебили на войне, поскольку именно они командовали флотами и экспедиционными корпусами, защищали Скутари и сражались под Патрасом. Другие повымирали от старости. Наконец, оставшихся резко потеснили из власти более молодые и беспринципные, решившие поставить на замирение с турками.

Так Н. впервые в жизни оказался фактически без протекции. А в Венеции удержаться на плаву без протекции, тем более иностранцу, греку — лучше не пробовать.

Венецианская морская торговля в то время переживала несчастливые времена. Традиционные опорные пункты и колонии отошли к туркам. Пробиваться на рынках, которые Венеция веками обхаживала и обустраивала, становилось все труднее. В этой ситуации приходилось цепляться за любых партнеров, даже самых ненадежных, вкладывать собственный капитал, рисковать, идти на авантюры.

Несколько раз Н. и его компаньонам это сходило с рук. Однажды не сошло. Но разница в том, что его компаньоны, владельцы торгового дома, люди весьма состоятельные, крякнули, прогнулись, но выдержали. Н. же практически лишился состояния. Он не мог позволить себе тронуть неприкосновенный запас. Эти деньги откладывались на Зою. На крайний случай. Так из младшего компаньона Н. превратился в наемного экспедитора.

Репутация, правда, оставалась при нем. Почему ему и доверяли дальние и рискованные операции, зачастую требовавшие дипломатического искусства, сопряженные с риском для жизни. В его услугах лат иниста и эллиниста больше никто не нуждался. Сопровождая партии товара, Н. теперь куда больше полагался на свою шпагу, чем на свое перо.

Будь Н. помоложе, возможно, это изменение статуса далось бы ему тяжело. Но когда тебе к пятидесяти, все воспринимается намного проще. Н. справился со своей гордостью. Единственное, где Н. провел черту, которую не стал переступать, и к этому его новые хозяева отнеслись с уважением, — он отказывался сопровождать живой товар. В остальном Н. представлял собой типичного полукондотьера, полудипломата от торговли, готового за сходную цену продать свои услуги любому желающему. Подобные авантюристы (некоторые из них вовсе не бесталанные) съезжались в Венецию со всей Европы в поисках заработка и приключений.

Был момент, когда казалось, что все вообще обвалится и Италию постигнет судьба Византии. В августе 1480 года турки захватили Отранто, угнали в рабство половину населения и осквернили все церкви. Среди тех в Италии, кто знал по собственному опыту, что такое турецкая опасность, пошла настоящая паника. Потом страхи улеглись. Был бы жив Мухаммед, может, он и предпринял бы вторжение, Бог его знает. Так или иначе, на следующий год великий султан умер. Турки эвакуировались. Вещи как будто вернулись на свои места. Тем не менее ощущение разладившейся жизни не покидало Н.

Н. внятно чувствовал, что линия удачи, которая худо-бедно сопровождала его всю жизнь, переломилась. Почему — Н. не знал. То ли он перегнул палку, пытаясь подправить историю. А Бог этого не прощает. Бог скорее простит что угодно: жестокость, отступничество, самый дикий разврат, но не это. То ли просто пришла пора платить по счетам. Что более вероятно.

В Италии начались гонения на гуманистов.