Читаем Владимир Шаров: по ту сторону истории полностью

Поэтому неудивительно, что Шаров одалживает открытие Кучмия другому литературоведу, Артемию Фрязову, герою более позднего романа «Возвращение в Египет» – произведения, полностью посвященного Гоголю и его наследию в русской и мировой истории553

. Здесь вновь отмечено, что нос майора Ковалева исчезает и возвращается на два Благовещения, в то время как интервал между ними – и эта фраза прямо воспроизводится по «Репетициям» – «странное, поистине дьявольское время, время, которого нет и которого становится все больше» (BE 35). Но здесь рождение самого Гоголя в середине этого не-времени приобретает более явное мистическое и всемирно-историческое значение: «Вслед за пифагорейцами и каббалистами он [Гоголь] из цифр даты своего рождения, из места своего рождения, из своей судьбы построил и понял и то, кто есть он сам, и какая роль предназначена ему в судьбах России, мира» (BE 35). Хотя историческая роль Гоголя в дальнейшем не уточняется, ее структурная связь с датой его рождения в середине не-времени предполагает, что эта роль связана с отсутствием, лиминальностью и недосягаемостью.

Эти темы усилены во вступлении к роману. В пятистраничном предисловии, имитирующем письмо от «В. Ш.», автор (детали биографии которого совпадают с событиями жизни самого Шарова) натыкается во дворе редакции журнала «Знамя», в котором он в то время публиковался, на Народный архив. Далее, укрепляя связь с собственным автором, персонаж Шарова вспоминает: «первую коробку… переписки Николая Васильевича Гоголя (Второго) я увидел как раз в день, когда вышел номер „Знамени“ с моей повестью» (ВЕ 11). У Гоголя, о котором идет речь, те же имя, отчество и фамилия, что и у писателя XIX века, но сам он является дальним родственником прямых потомков Гоголя и имеет очень слабые права на эту фамилию554

. Однако во многом из‐за своего имени на протяжении советского ХX века, отмеченного революцией, террором и концлагерями, он посвящает себя гоголевскому наследию, стремясь наконец завершить второй и третий тома гоголевского шедевра, «Мертвых душ»555
. С этой целью Гоголь (Второй), или, как его называют в романе, Коля, переписывается с родственниками и друзьями о жизни и значимости настоящего Гоголя, о его важности для советской эпохи и о черновиках предполагаемых произведений. Их корреспонденция составляет архив, который «В. Ш.» находит и который использует как материал для «Возвращения в Египет», «романа в письмах».

«В. Ш.», однако, не просто демонстрирует содержимое архива. Вместо этого он представляет то, что будет названо – с подмигиванием читателю – «Выбранные места из переписки Николая Васильевича Гоголя (Второго)» (ВЕ 15). Вдобавок к игре с названием оригинального гоголевского произведения 1847 года «выбранные места» подразумевают, что читателю представлены фрагменты, в то время как целое ускользает от его понимания. Как только «В. Ш.» объясняет свой метод архивной работы, текст еще больше исчезает в непознаваемости:

Сразу должен сказать: нынешняя публикация составилась не из самих писем, а из цитат, в сущности, просто выписок, которые я делал по ходу чтения, и уже по одному этому отношения к научной она не имеет. Больше того, в своей массе выдержки (их около тысячи) кратки, посему редкий фрагмент что-то скажет о письме в целом. Они публикуются без точных дат (как правило), часто и без соблюдения хронологии. Соответственно, единственное назначение работы – привлечь внимание к ценному семейному фонду, который с недавних пор сделался доступен (ВЕ 12).

После признания того, как мало данный текст совпадает с исходным, предисловие обнаруживает, что и текст романа сам по себе не имеет большого значения; его основной эффект (по сути, его «единственное назначение») – привлечь внимание к оригиналу. В художественном мире романа этот оригинал существует в «народном архиве», поэтому предполагаемый эффект – привлечь читателей к архивному тексту. Но в реальном мире читателей «Возвращения в Египет» фактического архива не существует, и поэтому эффектом становится влечение к отсутствию и желание восполнить это отсутствие, желание, которое может быть осуществлено только активной работой читательского воображения.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги