Владимир Шаров: по ту сторону истории

Для многих критиков эти повествовательные пласты выводят на первый план гоголевскую «сделанность». Подобные прочтения Гоголя, типичным примером которых можно считать статью Бориса Эйхенбаума «Как сделана „Шинель“ Гоголя» с ее вниманием к сказовому повествованию, часто предполагают, что использование метапрозаических приемов отодвигает сюжет на второй план. По словам Эйхенбаума, сюжет «перестает играть организующую роль»558. Вместо этого «рассказчик так или иначе выдвигает себя на первый план. …Центр тяжести от сюжета (который сокращается здесь до минимума) переносится на приемы сказа»559

. Такие приемы, по Эйхенбауму, трансформируют истинную тему гоголевской истории: она посвящена не столько разворачивающимся на страницах «Шинели» событиям, сколько самому процессу рассказывания560. Неудивительно, что формалистский анализ заинтересован в смещении акцента с содержания гоголевского произведения на его форму. Но это смещение фокуса, каким бы продуктивным оно ни было, не может объяснить тот факт, что сами истории Гоголя, как представляется, отражают или даже создают мощную реальность, а не просто герменевтическую или словесную игру.

Многим ранним читателям Гоголя была заметна именно эта ясность его видения. Гоголь «не пишет, а рисует, – писал Виссарион Белинский в 1843 году, – его фраза, как живая картина, мечется в глаза читателю, поражая его своею яркою верностию природе и действительности»561

. Белинский считал Гоголя в первую очередь представителем натурализма и даже обнаружил целую школу «молодых писателей, [которые] пошли по пути, указанному Гоголем, стараясь изображать действительное, а не в воображении существующее общество»562

. Хотя эта ранняя характеристика, возможно, не улавливает всей многогранности Гоголя, она указывает на важный аспект работы писателя, а именно на то, что Гоголю удалось создать убедительные образы украинской деревни, петербургской бюрократии и российских провинций. Несмотря на склонность Гоголя к отходам от исторической правды, образы его произведений продолжают подпитывать массовое российское воображение, зачастую даже сильнее, чем реальные исторические данные563. Читая Белинского сквозь призму Эйхенбаума с его вниманием к «сделанности» гоголевских словесных конструкций, можно предположить, что особое отношение Гоголя к фабульным событиям – стремление их спрятать, а порой и вовсе заставить исчезнуть – представляет собой существенный элемент авторской поэтики и действительно создает эффект правды. Другими словами, стоит задуматься над тем, не стал ли Гоголь «знаменем правдивого изображения жизни в русской литературе», как утверждает Ю. M. Лотман, не вопреки, а благодаря его нарочито сдержанному отношению к правде564

.

Гоголевские рамочные конструкции вовсе не уникальны, пусть даже в таких сложных конфигурациях. В действительности они вписываются в давнюю традицию «рассказов в рассказах», которая восходит как минимум к «Дон Кихоту» и «Тысяче и одной ночи». Действительно, повествовательный mise en abyme является значимым компонентом в художественной литературе многих мировых культур. Такие нарративные анфилады могут сами по себе вызывать определенный импульс доверия. В этом случае скрытая логика, видимо, подразумевает, что, коль скоро рассказ рассказывается, в нем должна заключаться какая-то подлинность. Гоголевские рамочные повествования, тем не менее, подрывают эту логику. Вместо того чтобы укреплять доверие, каждая новая ступень оспаривает верность пересказов, делая реальные фабульные события более отдаленными и недоступными, а не более достоверными.

Американский писатель и литературный критик Джон Барт отмечает эту проблему рамочных повествований, когда пытается примирить их очевидную распространенность с удаленностью от реальности:

Эти многочисленные ступени между нами и оригинальными рассказами – ступени, признаваемые во многих случаях явно, пусть даже мимоходом, самим текстом – предполагают осознание древними во многих культурах того, что в древнееврейской традиции подразумевается под каббалистическим понятием Оригинала Книги: оригинал мы можем лишь реконструировать – из какой бы то ни было «авторитетной» копии, даже из авторской рукописи565.