Владимир Шаров: по ту сторону истории

Эта забытая и вообще малоизвестная дискуссия 1930‐х годов оживает и разыгрывается заново перед нами на страницах «Воскрешения Лазаря». Шаров сталкивает несколько различных концепций. Воскресению «натуральному» противостоит воскресение средствами памяти (близкое концепции «Дороги на океан»). Но самое бурлескно-макабрическое в романе составляет история Коли Кульбарсова, выдвигающего концепцию чекистского воскрешения и при помощи чекиста Спирина реализующего ее. В «походе» Коли из Москвы во Владивосток читатель «Дороги на океан» узнает путешествие старого большевика Курилова из Москвы на океан, такое же сплетение реальности и вымысла, приводящее в движение временные и культурные пласты. В сцене же народного ликования по поводу воскрешения расстрелянного Лазаря Кагановича (где несколько поездов с несколькими Лазарями Кагановичами, стоящими в белых одеждах на гробе, курсируют по железным дорогам страны, встречаемые восторженными толпами) опознается удивительный синтез тем «Дороги на океан» с Лазарем Кагановичем из рассказа Платонова. Тему бессмертия через собирание людей в братстве, обретенном через отцовство, Шаров реализует буквально: воскресшим – бессмертным – наркомом путей сообщения в белых ангельских одеждах.

Лазарь Каганович, одетый в длинные белые одежды, казался не советским наркомом, а то ли ангелом, то ли Ильей Пророком, летящим по небу в огненной колеснице. Что за одеяния на нем были – римская тога, саван, а может, развевающиеся одежды Колиных антропософов, – мне, честно говоря, выяснить не удалось, да и важно ли это?

Едва от тех, кто стоял рядом с путями, делалось известно, что Лазарь близко, в истомившемся народе начиналось неслыханное ликование.

Между тем сначала совсем тихо, потом все громче, громче, и вот уже в ушах не было ничего, кроме ревущего, будто стадо диких слонов, гудка двух паровозов. Поезд приближался, и крики радости, счастья, любви к воскресшему усиливались и усиливались, хотя давно казалось, что больше некуда – все и так кричат, до предела напрягая голос. Наконец поезд делался виден. К счастью, платформа была высокой, вдобавок сам Лазарь стоял на крышке гроба, то есть еще выше, в итоге его мог видеть каждый, даже оказавшиеся в дальних рядах маленькие дети591

.

В самом противостоянии двух братьев Кульбарсовых узнается противостояние братьев Протоклитовых у Леонова: у начальника депо имелся брат-хирург, давно отошедший от семьи большевик (он в итоге и сдаст своего брата НКВД). Иными словами, сквозь прихотливую канву романа Шарова проступает несущая конструкция «Дороги на океан», гибридизированная и остраненная «Бессмертием» Платонова. Шаров достраивает перспективу пересечения линий Платонова и Леонова до точки схождения в единении народа в одну семью через театрализованное воскресение чекистами их собственных жертв – которое увенчивается в финале романа видением Адама и Евы, освобождаемых чекистами от первородного греха и власти Древа познания добра и зла.