Читаем Владимир Шаров: по ту сторону истории полностью

Любопытно, как работает хронология в сюжете о Ленине в романе «Будьте как дети». Этот сюжет подан Шаровым как пересказ уроков учителя истории Ищенко (ищет правду?) в интернате для детей-инвалидов в Ульяновске. Блок о Ленине разбит на двенадцать уроков – магическое число: количество апостолов или месяцев в году. Речь идет о четырех последних годах жизни Ленина, когда он уже был болен. Шаров придумывает фантастическую «альтернативную» картину планов, намерений, интересов Ленина, но представляет это в хронологически выверенной, правдоподобной временной рамке с цитатами из дневников и заключений врачей. На этих страницах романа даже Крупская ведет дневник.

Детство и смерть

Мотив детства приобретает концептуальное значение в «Репетициях». Там детство описано, в противовес умудренной жизнью «взрослости», как состояние прямодушного максимализма, фанатичной веры, бескомпромиссности. Рассказывая о жизни патриарха Никона, рассуждая о нем и его друзьях детства Аввакуме и Павле (Коломенском), Шаров пишет:

Занятые борьбой, ни Никон, ни Аввакум, ни Павел так никогда и не стали взрослыми, остались детьми, жизнь не сумела войти в их игру, не сумела исправить ее, наделить компромиссами, смягчить и сгладить, они оказались сильнее жизни, потому что смогли убедить всех, что она кончается… Шедшие за ними тоже становились детьми, они оставляли все, что у них было, и уходили из привычной жизни… к идеалу, к правде, где все, что не есть правда, – равно плохо и равно ложь (Р 47–48).

Аввакум и Павел – это Протопоп Аввакум и расколоучитель Павел, из друзей превратившиеся в антагонистов Никона.

Как бы далеко ни разводила их судьба, они возвращались друг к другу. В сущности, они сумели сохранить все, что было между ними в детстве. И сами сохраниться в этом детстве. Они остались на тех же позициях, с теми же убеждениями и только старательно расширяли борьбу, вовлекая новых людей, вербуя все новых сторонников и прозелитов (Р 82).

Дети здесь, в отличие от взрослых, понимаются как неиспорченные, не приученные хитрить и лицемерить, искренние создания:

Что бы они ни делали, все было полно такой детской веры в свою правоту, такой детской убежденности, честности и бескомпромиссности, что за ними пошли многие и многие, и все, кто пошел, были преданы им до конца (Р 82).

Намеренно не делая разницы между раскольниками и никонианцами, ставя их на одну доску, Шаров акцентирует свойства детства как способа отношения к действительности.

В последующих романах мотив детства разрабатывается подробнее, дети часто сопоставляются со стариками. Старение описано как процесс возвращения в детство. Дети – чистосердечные, простодушные, наивно-доверчивые, им, по евангельской притче, открыта дорога в Царство Небесное. В «Будьте как дети», своем, может быть, наиболее эмоционально пронзительном романе, Шаров включает страдающих детей в число обездоленных, к которым обращены лозунги большевиков, обещающих царство небесное и рай на земле. Самые обездоленные из детей – это слепоглухонемые, живущие в интернате по соседству с Лениным, а также беспризорники. Другая социальная группа – крохотный северный народ энцы, по-детски наивный и беззащитный. Приняв крещение и присоединившись к большевикам, энцы также становятся избранным народом и собираются прямо на своих оленях добраться до Святой Земли.

Название «Будьте как дети» представляет собой не только цитату из Евангелия (Мф 18:3), но и отсылку к Николаю Федорову. Федоров эту заповедь интерпретировал в смысле «будьте как дети своих отцов»: «Только понесшие утрату дети, то есть сыны умерших отцов, полагают начало искусству или делу»702, то есть продолжают дело отцов по строительству «храма» жизни. С «отцецентрической» идеей Федорова о сохранении памяти об отцах несколько полемически перекликается сюжетная линия о крестной матери автора-повествователя, юродивой Дусе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги