Читаем Владимир Шаров: по ту сторону истории полностью

Во втором романе Шарова рассматриваются два мифа: миф об избранном народе и миф о конце времен. Раскол русской церкви в XVII веке, показанный с трех разных точек зрения, служит здесь материалом для построения макрокосма. Безымянный профессор, наставник рассказчика в его бытность в Томском университете, комментирует русскую религиозную войну XVII века и описывает ее участников. Дневник бретонского драматурга и актера, взятого в заложники русскими войсками в Польше после восстания Хмельницкого, содержит его записи о патриархе Никоне и впечатления о русском народе в целом. Наконец, история жизни простых людей, оказавшихся в западне длительных последствий Раскола, рассказана нарратору человеком, чья судьба открывает роман:

В 1939 году Исай Трифонович Кобылин перестал быть евреем, и еврейский народ, в котором он был последним, на нем пресекся. Две тысячи лет жестоковыйные, как называл их Господь, соплеменники Кобылина не желали покаяться и обратиться в истинную веру, две тысячи лет, потакая нечестивым, они мешали второму пришествию Спасителя, которого молили и ждали все верующие, и теперь, когда земная жизнь евреев окончена, уже скоро. Скоро явится Он во славе Своей725

.

Для творчества Шарова характерно присутствие Leitfigur, харизматичного персонажа, притягивающего к себе народ, который видит в нем пророка. В «Репетициях» такая роль выпадает Сертану, бретонскому комедиографу и актеру. Против своей воли Сертан проводит шесть лет в Воскресенском Ново-Иерусалимском монастыре, где патриарх Никон, его возведший, замкнулся в добровольном изгнании. В структурном плане монастырь в романе является не микрокосмом (как можно было бы ожидать), а обнажением макрокосма Московии. В шаровском повествовании название монастыря определяет Никон: он хочет, чтобы топосы, связанные с жизнью Христа, были физически перенесены в его монастырь на реке Истре, и верит в то, что Святая Русь скоро станет местом Второго пришествия. Никон приказывает Сертану написать и поставить мистерию о жизни Христа от рождения и до распятия.

Местные крестьяне, привлеченные к исполнению ролей членов Святого семейства, апостолов, учеников, представителей Синедриона и римлян, относятся к высокомерному Никону с презрением и подозревают в нем Антихриста. С трагическими для себя последствиями они поверили бретонскому актеру, каждое слово и указание которого воспринимали как божественное. В соответствии с запретом Никона никто не должен играть Христа – это очевидное следствие веры Никона в то, что достоверное изображение библейских мотивов среди камней и земли, доставленных со Святой Земли, приведет к возвращению Спасителя на землю и воскрешению умерших праведников к вечной жизни. Но когда церковный собор низлагает Никона, Сертана и всех его актеров арестовывают. Крестьянам, игравшим роли последователей Христа, предъявлено обвинение в капитонской ереси, а те, кто репетировали роли «евреев», признаны виновными в «уклонении в жидовство». Всех их ссылают в Сибирь.

Перед смертью на этапе Сертан переводит свои сценические заметки на русский и оставляет актерам свой дневник, написанный по-бретонски. Верность Сертану и тем ролям, которые он создал, приводит к разделению ссыльных на группы: те, кто играют христиан, идут вместе под предводительством Петра и апостолов, в то время как те, кто играют евреев, следуют за Каиафой. «Римляне» под предводительством исполнителя роли Пилата и три шамана-самоеда, занятые как волхвы, шагают особняком. Избавившись от охранников и осев в изолированном районе Якутии, ссыльные вытесывают из таежного леса деревню Новый Иерусалим, микрокосм партикуляристского психоза, охватившего Москву. Во время репетиций русские крестьяне, играющие евреев, постепенно перенимают иудейские ритуалы и идентичность.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги