Власть пса

Хорошенько высушенная, промазанная жиром веревка из сыромятной кожи по прочности не уступала пеньковой, а по меткости при ловле скота ее превосходила – будто змея, обладающая разумом. Джо рассказывал, что даже за пятьдесят долларов не согласился бы отдать тридцатифутовую веревку, которую хранил в своем чемодане, и Фил не сомневался, что так оно и было. Его восхищало то, что творение собственных рук, свое время Джо ценил выше денег – вероятно, и этому его научила тюрьма. Точно так же, как бывший узник презирал деньги, Бронко Генри презрел Смерть – и тем самым тоже превознес себя над племенем обычных людей.

Только Фил приступил к плетению, как золотистый конь, стоявший у привязи, фыркнул и, задрав голову, тихо заржал: уши, глаза и нюх его лошади были не хуже, чем у дикой. В секундной тишине, пока стих лязг стали о точильный камень, Фил услышал звон цепей в лошадиной упряжи.

Повозка Джорджа, значит. Фил хорошо знал эти цепи.

Джордж-то ладно. Привез коробки с консервами и четвертину говядины, укрытую белыми пеленами. Однако, помимо консервов и говядины, в повозке имелся и другой груз – рядом с Джорджем гордо восседала Рози-Пози, а позади ехал соплячок в новеньких спортивных туфельках. Как выезжали они из ивовой рощи, – надо было видеть: Джордж, как гриб на поляне, в своей прямо посаженной шляпе и его мадам с красным шарфом на голове – наверняка уверена, что выглядит просто очаровательно, а точнее, как выражаются женщины, сногсшибательно. Больше всего платок ее походил на тряпки, которые носят индианки. Из кожи вон лезет, чтобы хоть что-то собой представлять!

Работники вовсю таращились на повозку, что, скрипя колесами, ползла мимо открытых палаток. Роуз, как заметил Фил, хотя и старалась смотреть вперед, слегка покраснела. Из кухни, рядом с которой остановилась повозка, вышел старик повар с сигарой в зубах и полотенцем на пузе, однако, увидев девушку, тотчас передумал курить. Первым, бормоча слова приветствия, из повозки выбрался Джордж. Далее наступала очередь его жены: и только она собралась выходить, как мальчик уже подавал ей руку, чтобы помочь сойти. Прямо маленький лорд Фаунтлерой помогает мамочке выбраться из кареты, как мило! Поправив тряпку на голове, девушка бросила взгляд на свои новенькие сапожки на высокой шнуровке. Наверняка заказала по одному из тех каталогов, что привозят на ранчо с Восточного побережья – этого сказочного края, где можно раздобыть и компасы, и винтовки, и столь любимую Стариками рождественскую дребедень.

В отличие от Джорджа Фил (как и Питер) прекрасно понимал, что девушке действительно требуется помощь. Интересно, она продолжает втихаря надираться? У Джорджа-то перед носом хоть что можно творить – ничего не заметит. Признаться, Фил не ожидал такого от Роуз; сперва он даже решил, что выпила она всего раз, когда пыталась поговорить с ним. Однако он проверил: «Ага! Разбавила водой – старейший трюк; и с собой прихватила пару бутылок – бьюсь об заклад, даже знаю, где их искать». Что ж, остается только подождать, пока она сама наложит на себя руки. Ведет себя как алкоголичка – почитала бы книги своего муженька-доктора, – причем с тех самых пор, как впервые назюзюкалась с выпивки Джорджа. Роз-Синий-Нос!

Маленький лорд Фаунтлерой тоже нарядился в обновки: новехонькие левайсы к новым спортивным туфелькам. Кто сейчас не знает, что первым делом новые левайсы бросают в реку с привязанным камнем и держат в воде дня два, чтобы краска сошла и штаны сели до нужного размера. Малец вот явно не в курсе.

Постояв с минуту рядом с мамочкой, маленький лорд оглянулся на ивовую рощу, где семейство сорок устроило растрепанное гнездо из веточек и прутиков, и вдруг как ни в чем не бывало принялся бродить по округе мимо открытых палаток – исследовать местность, как решил Фил.

Томливыми вечерами, пропитанными едким дымом жженой травы, которую мужчины бросали в костер, чтобы отогнать комаров, Фил рассказывал работникам о мальчике: как тот запирался в комнате с книжками и рисунками и как его дразнили ребята в Биче, ведь тот ни шиша не смыслил в бейсболе и мастерил бумажные маки. Разумеется, работники возмущались: это чудо-юдо, не то мальчик, не то девочка, отродье грошового костоправа разъезжает теперь в повозке Бёрбанков, а все благодаря смазливому личику его мамаши. Странствующие рабочие, нахватавшиеся идей уоббли, остро чувствовали любую несправедливость.