Властелин Колец

Из тёмных лощин Сироколья бессветной зарёйКапитанов и танов Теоден повёл за собой,В древний град Эдорас поскакал.Мраком были покрыты дома окрест,Тусклый туман скрыл золота блеск;"Прощайтесь!" — герцог сказал.Трон свой оставив высокий и зал,Где в светлое время он пировал,

Тенгеля сын вперёд поскакалОтринув прочь страх, навстречу судьбе.Верность хранил он в страшной беде,Клятвы былые исполнил все.Сквозь Лощины, Плавни и СухостойК востоку эорлингов вёл за собойДней пять и пять ночей.Шесть тысяч копий скакало за нимК светлому Мандбургу под Миндоллуин.

Враг окружил, огонь охватилТвердыню морских королей.Рок гнал их вперёд, и скрыла их тьма,Коней и бойцов, их умолкли дома.Так говорит нам песня.[11]

И действительно, Эдораса герцог достиг в сгущающемся мраке, хотя было около полудня. Задержался он здесь очень ненадолго и пополнил войско примерно тремя десятками всадников, опоздавших к раздаче оружия. Поев, они были готовы двинуться дальше, и тут герцог мягко распрощался со своим оруженосцем. Но Мерри в последний раз слёзно попросил разрешения не разлучаться с ним.

— Я же говорил, что эта скачка не для таких коней, как Стибба, — возразил Теоден. — И что будешь делать ты, мастер Мериардок, в битве, которую мы собираемся дать на полях Гондора, хоть ты мой меченосец и выше сердцем, чем ростом?

— Кто знает? — ответил Мерри. — Но почему, господин, вы назначили меня своим меченосцем, если не позволяете быть рядом с вами? И разве песни не скажут обо мне лишь то, что я всегда оставался позади?

— Я назначил тебя им, чтобы обезопасить, — ответил Теоден, — и для того, чтобы ты делал, как я прошу. Никто из моих всадников не может нести тебя, как груз. Будь битва перед моими воротами, быть может, деяния твои и воспели бы менестрели, но она будет за сто две лиги под Мандбургом, господин которого Денетор. Хватит об этом.

Мерри поклонился и пошёл прочь, совершенно несчастный, неотрывно глядя на ряды всадников. Отряды уже готовились к выступлению: люди затягивали подпруги, проверяли сёдла, ласкали коней; некоторые с беспокойством поглядывали на опускающееся небо. Один из Всадников незаметно приблизился к хоббиту и тихо сказал ему на ухо:

— "Было бы хотение, а способ найдётся", говорят у нас. И я сам в этом убедился.

Мерри поднял глаза и увидел, что это тот самый молодой всадник, которого он приметил утром.

— Я вижу по твоему лицу, что ты хочешь следовать за владыкой Герцогства.

— Да, — сказал Мерри.

— Тогда идём со мной, — предложил Всадник. — Я повезу тебя перед собой под плащом, пока мы не очутимся далеко в поле, да и тьма эта всё сгущается. Такой благой порыв не должен пропасть даром. Не говори больше ни с кем и идём!

— Огромное спасибо! — сказал Мерри. — Спасибо вам, сэр, хотя я и не знаю вашего имени.

— Не знаешь? — тихо проговорил всадник. — Тогда зови меня Дернхельм.

Вот так и вышло, что когда герцог выступил, хоббит Мериардок сидел перед Дернхельмом, и мало обременён был этим крупный жеребец Ветрогон, потому что Дернхельм весил меньше большинства людей, хотя был гибок и хорошо сложен.

Они поскакали в тень. На ночь войско расположилось в ивовых зарослях, где Снеготал впадал в Энтрицу, двенадцатью лигами восточнее Эдораса. И затем опять скачка через Лощины, и через Плавни, где справа от них большие дубовые леса взбирались на подножья холмов в тени тёмного Куреня у границ Гондора, а слева лежали туманы на болотах, подпитываемых дельтой Энтрицы. И пока они скакали, пронёсся слух о войне на севере. Бешено мчащиеся одинокие всадники принесли весть о врагах, атаковавших их восточные границы, и об ордах орков, марширующих в Нагорьях Рохана.

— Скачите вперёд! Вперёд! — воскликнул Эомир. — Сейчас уже поздно сворачивать в сторону. Топи Энтрицы защитят наш фланг. Теперь нам поможет лишь скорость. Вперёд!

И так герцог Теоден расстался со своими землями, и миля за милей разворачивалась перед ним длинная дорога, и оставались позади сигнальные холмы: Белоглав, Мин-Риммон, Эрелас, Нардол. Но огни на них потухли. Тих и сер был край, и только бесконечная тень всё густела перед ними, и надежда таяла в сердцах.

Глава IV

Осада Гондора

Пина разбудил Гэндальф. В комнате горели свечи, потому что сквозь окна пробивался лишь тусклый сумрак; воздух был тяжёл, как при приближении грозы.

— Сколько времени? — спросил Пин, зевнув.