Был час заката, но громадная пелена уже протянулась далеко к западу, и только погружаясь наконец в море, солнце смогло прорваться сквозь неё, чтобы послать перед ночью короткий прощальный луч — тот самый, который перед глазами Фродо на Перепутье коснулся головы павшего короля. Но ни отблеска его не упало на поля Пеленнора под сенью Миндоллуина: они остались бурыми и унылыми.
Пину казалось, что уже годы прошли с тех пор, как он сидел здесь в прошлый раз, в какое-то полузабытое время, когда он всё ещё оставался хоббитом, легкомысленным путником, которого мало трогали опасности, через которые он шёл. Теперь он был маленьким солдатом в городе, готовящемся к большому штурму, и был одет в гордый, но мрачный доспех Сторожевой Крепости.
В другое время и другом месте Пин наслаждался бы своим новым одеянием, но сейчас-то он знал, что принимает участие не в игре: он на полном серьёзе является слугой сурового хозяина в часы величайшей опасности. Кольчуга тяжело лежала на плечах, шлем сдавливал голову. Свой плащ Пин бросил рядом с собой на сиденье. Он утомлённо скользнул взглядом по темнеющим внизу полям, зевнул, а потом вздохнул.
— Устал сегодня? — спросил Берегонд.
— Да, — ответил Пин. — Очень. Устал от безделья и ожидания. Я оттопал пятки у двери покоя моего господина за те долгие часы, пока он обсуждал дела с Гэндальфом, принцем и прочими важными особами. И я не привык, мастер Берегонд, прислуживать на голодный желудок другим, пока они едят. Это суровое испытание для хоббита. Ты, без сомнения, сочтёшь, что мне следовало бы более глубоко чувствовать оказанную честь. Но что хорошего в такой чести? Ну, в самом деле, что хорошего даже в еде и питье под этой ползущей тенью? Что это значит? Сам воздух кажется густым и бурым! У вас часто такой мрак, когда ветер дует с востока?
— Нет, — сказал Берегонд. — Это не природное явление. Это нечто, порождённое его злобой: какая-то гарь с Огненной горы, которую он послал, чтобы затемнить сердце и разум. Что и случилось. Хорошо бы господин Фарамир вернулся. Он не поддастся испугу. Но кто знает, вернётся ли он теперь из этой Тьмы с другого берега Реки?
— Да, — отозвался Пин. — Гэндальф тоже тревожится. Мне кажется, он был разочарован, не найдя здесь Фарамира. И куда, интересно, он отправился сам? Он покинул совет Правителя перед полдником и, по-моему, в дурном расположении духа. Может быть, у него какое-то предчувствие или плохие вести.
Но внезапно, прямо посреди разговора, их поразила немота, они застыли на месте, превратившись в обладающие слухом камни. Пин сжался, изо всей силы прижимая руки к ушам, но Берегонд, который, говоря о Фарамире, выглянул из амбразуры, так и замер, продолжая глядеть на поля широко раскрытыми, остекленевшими глазами. Пину был знаком этот повергающий в трепет крик, который он сейчас услышал: точно такой же крик раздавался — так давно — в Маришах, в лесах Шира, но теперь он налился силой и ненавистью, пронзая сердца ядовитым отчаянием.
Наконец Берегонд сделал над собой усилие и заговорил.
— Они появились! — сказал он. — Наберись храбрости и взгляни! Внизу что-то ужасное.
Пин неохотно вскарабкался на скамью и посмотрел за стену. Под ним лежал тусклый Пеленнор, исчезающий вдали у едва угадывающейся линии Великой Реки. Но теперь над полем быстро кружились в воздухе, словно тени чересчур рано пришедшей ночи, пять птицеобразных фигур, ужасных, как стервятники, но громаднее орлов и безжалостных, как смерть. Они то подлетали ближе, почти на расстояние выстрела со стен, то отдалялись, продолжая выписывать круги.
— Чёрные Всадники! — пробормотал Пин. — Чёрные Всадники в воздухе! Но смотри, Берегонд! — закричал он. — Они ведь высматривают что-то, правда? Смотри, как они кружат и всё снижаются вон над тем местом! И, видишь, там по земле что-то движется?! Маленькие тёмные фигурки. Да, люди на лошадях, четверо или пятеро. Ах! Я не могу этого вынести! Гэндальф! Гэндальф, спаси нас!
Взметнулся и упал ещё один протяжный вопль, и он опять соскочил со стены, тяжело дыша, как загнанный зверёк. Но сквозь этот бросающий в дрожь крик до его ушей донёсся слабый и далёкий зов трубы, закончившийся на долгой высокой ноте.
— Фарамир! Господин Фарамир! Это его зов! — воскликнул Берегонд. — Храброе сердце! Только как он доберётся до Ворот, если у этих адских стервятников есть другое оружие, кроме страха?! Но смотри! Они держатся. Они пробьются к Воротам. Нет! Лошади понесли. Смотри! Люди сброшены, они бегут пешком. Нет, один всё ещё в седле, но он возвращается к остальным. Это, должно быть, капитан: он умеет управлять и животными, и людьми. А! Одна из этих мерзких тварей снижается над ним! Помогите! Помогите! Неужели никто не выйдет к нему?! Фарамир!