Властелин Колец

— Начало третьего часа, — ответил Гэндальф. — Пора вставать и привести себя в приличный вид. Тебя вызывают к Правителю Города узнать твои новые обязанности.

— А он даст позавтракать?

— Нет, я дам. Всё, что ты получишь до полудня. Еда распределяется теперь по приказу.

Пин уныло взглянул на небольшой ломоть хлеба и на совершенно недостаточный (как ему подумалось) кусочек масла поверх него, и стоящую рядом чашку со снятым молоком.

— Зачем ты притащил меня сюда? — проворчал он.

— Сам прекрасно знаешь, — сказал Гэндальф. — Чтобы уберечь тебя от неприятностей. А если здешняя жизнь тебе не по вкусу, припомни, пожалуйста, что ты сам её выбрал.

Пин ничего не ответил.

Вскоре он снова шёл с Гэндальфом по холодному коридору к дверям Зала Башни. Здесь в сером мраке сидел Денетор, похожий, как подумал Пин, на старого терпеливого паука: казалось, что он не двинулся с места со вчерашнего вечера. Правитель кивком предложил Гэндальфу сесть, а не удостоенный внимания Пин остался стоять. Но через некоторое время старик обратился к нему:

— Итак, мастер Перегрин, надеюсь, что вчерашний день ты провёл с пользой и в своё удовольствие? Хотя опасаюсь, что стол в этом городе скуднее, чем тебе хотелось бы.

У Пина возникло неудобное ощущение, что большая часть сказанного и сделанного им каким-то образом известна Правителю Города столь же точно, как и угадано многое из его мыслей. Он не ответил.

— Что ты собираешься делать на моей службе?

— Я думал, сэр, что свои обязанности я узнаю от вас.

— Я сообщу их, когда выясню, на что ты способен, — сказал Денетор. — Но, может быть, я узнаю это скорее, если оставлю тебя при себе. Мой камергер попросил отпустить его во внешний гарнизон, так что временно ты займёшь его место. Ты будешь прислуживать мне, относить поручения и разговаривать со мной, если война и совет оставят мне небольшую передышку. Ты умеешь петь?

— Да, — ответил Пин. — Неплохо. В смысле, неплохо для моего народа. Но у нас нет песен, подходящих для больших залов и злых времён, господин. Мы редко поём о чём-нибудь более грозном, чем ветер или дождь. И большинство моих песен о вещах, которые смешат нас, и, конечно, о еде и питье.

— А почему такие песни не подходят для моих залов или для таких времён, как эти? Ведь можем же мы, издревле живущие под Тенью, услышать эхо из нетронутой ею страны? Возможно, мы почувствуем тогда, что бдение наше не было бесплодным, хотя, быть может, и оставленным без благодарности.

Сердце Пина упало. Его не привлекала мысль петь хоббитанские песни Правителю Минас Тирита, и уж во всяком случае, не комические куплеты, которые он знал лучше всего. Они были слишком… нескладными, что ли, для подобной оказии. Однако в данный момент он был избавлен от тяжёлого испытания. Петь ему не приказали. Денетор обратился к Гэндальфу с расспросами о Ристании, её политике и позиции Эомира, племянника герцога. Пин поразился тому, сколько всего известно Правителю о народе, который живёт так далеко, хотя, как полагал Пин, прошло немало лет с тех пор, как Денетор сам выезжал за границу.

Через некоторое время Денетор знаком подозвал Пина и опять ненадолго отпустил его.

— Ступай в арсеналы Цитадели, — велел он, — и получи там ливрею и доспех Башни. Они должны быть готовы. Приказ был отдан вчера. Вернись, когда оденешься!

Всё было, как он сказал, и Пин вскоре оказался облачённым в странные чёрные с серебром одежды. На нём была маленькая кольчуга, вероятно, стальная, но чёрная, как гагат, и высокий шлем с маленькими вороными крыльями по бокам и с серебряной звездой в центре. Поверх кольчуги шла короткая накидка, тоже чёрная, но с вышитой на груди серебряной нитью эмблемой Дерева. Его старую одежду свернули и спрятали, но серый плащ Лориэна позволили оставить себе, хоть и не разрешили носить на службе. Теперь, если бы Пин только знал это, он действительно выглядел, как Эрнил и Перианнат, Принц Невысокликов, как прозвал его народ, но ему было не по себе. Да и мрак начал угнетать его.

Весь день было темно и тускло. От бессолнечного рассвета до позднего вечера тяжёлая тень всё густела, и сердца горожан тоже становились всё тяжелее. Высоко вверху медленно ползла к западу, пожирая свет, огромная туча из Чёрной страны, гонимая ветром войны; но внизу воздух был тих и недвижен, словно вся долина Андуина ожидала натиска разрушительной бури.

Около одиннадцати часов Пин, на время освободившийся, наконец, от своих обязанностей, вышел и отправился на поиски еды и питья, чтобы облегчить тяжесть на сердце и сделать свою обязанность прислуживать менее несносной. В столовых он снова повстречался с Берегондом, который только что вернулся с Пеленнора, отнеся приказ в Сторожевые башни у главного Тракта. Они вместе отправились снова на стены, потому что Пин чувствовал себя в помещении, как в тюрьме, и задыхался даже в высоких залах Башни. Теперь они снова сидели рядышком у амбразуры, глядящей на восток, перекусывали и обсуждали вчерашний день.