Властелин Колец

Отгорел закат, сгустились сумерки, а они еще мчались; потом наступила темнота и пришла ночь. Когда они, наконец, остановились и соскочили с коней, даже у Арагорна тело онемело, и он почувствовал, как устал. Но Гэндальв позволил им отдыхать всего несколько часов. Гимли и Леголас заснули, Арагорн лежал, вытянувшись на спине, Гэндальв стоял, опершись на палку, и всматривался в темноту, поворачивая голову то на восток, то на запад. Вокруг была тишина, они никого не встретили и никого не видели. Когда маг поднял путников, по небу длинными полосами потянулись темные тучи, холодный ветер дул резкими порывами. В стылом свете месяца путники поскакали дальше так же быстро, как при свете дня.

Проходили часы, а четверо на трех конях продолжали скакать вперед. Гимли вздремнул и чуть не упал с коня, но Гэндальв вовремя его подхватил и встряхнул. Эрод и Хасуфел, хотя и устали, но гордо следовали за своим вожаком, который, казалось, был так же свеж, как и в начале пути, и несся впереди легкой серебристой тенью.

* * *

Месяц укатился на запад, скрылся в тучах, и дохнуло пронизывающим холодом. Потом слева на востоке мрак раздвинулся. Из-за черной стены дальнего нагорья красными стрелами выстрелили первые рассветные лучи. День начинался ясный, ветер дул ровно, травы шелестели и гнулись. Вдруг Серосвет остановился и заржал. Гэндальв протянул руку вперед.

— Смотрите! — сказал он.

Путники подняли усталые глаза. Перед ними высились снежные вершины над крутыми склонами с черными полосами ущелий. Это были южные Белые горы. Зеленые луга поднимались к предгорьям, где делились на множество долин, еще темных и мрачных, не тронутых светом дня. Долины узкими языками врезались в горы. Путешественники увидели, что самая широкая из них кончается далеко впереди беспорядочным нагромождением скал, над которыми вздымается один высокий пик. А в начале этой долины, как часовой, стоит одинокий холм, и у его подножия вьется серебристая нить бегущей с гор реки. Рассветный луч ударил в верхушку холма, и путники уловили блеск золота.

— Тебе слово, Леголас, — произнес Гэндальв. — Вглядись и скажи, что видишь впереди.

Леголас заслонил глаза от боковых лучей зари.

— Вижу белый поток, льющийся со снежных гор, — сказал он. — Там, где он вытекает из долины, стоит зеленый холм. Его окружают ров, мощная стена и колючая живая изгродь. Из-за нее видны внутри кровли домов, а посредине на зеленой террасе — высокий богатый дом людей. Если глаза меня не обманывают, он крыт золотом, во всяком случае, он блестит, как золотой. Столбы у его ворот тоже золотые. Там несколько вооруженных воинов в блестящих доспехах; остальные, наверное, спят.

— Эдорасом зовется поселение вокруг этого дворца, — пояснил Гэндальв. — А Золотой Дом — это Медуселд, в нем сидит Феоден сын Тенгла, король Рубежного Края. Мы прибыли на рассвете. Дорога перед нами прямая и хорошо видна, но передвигаться надо осторожно, потому что в этих краях идет война, а рохирримы, коневоды и всадники, не спят на посту. Советую никому из вас не вынимать оружия и не говорить дерзких слов, пока мы не предстанем перед троном Феодена.

* * *

Позднее утро было ясным, и птицы пели, когда всадники подъехали к быстрой речке. Она широкой петлей огибала холмы и шла на восток, где, вероятно, питала болота, разливалась и впадала в реку Энтов. Пока она преградила путь нашим путешественникам. Земля вокруг была зеленая, у берегов речки густо росли ивы. Здесь, на юге, концы их веточек уже были красноватыми в предчувствии близкой весны. Через поток был брод, где на низких берегах отпечаталось множество следов конских копыт. Всадники перешли речку и оказались на большой дороге с глубокими колеями, ведущей к холму.

У подножия холма дорога проходила между куполообразными зелеными буграми, густо, как снегом, покрытыми мелкими белыми звездочками цветов.

— Смотрите, — сказал Гэндальв. — Как хороши ясные глазки этих цветов на зелени. Их называют памятки, на языке людей, или симбельмины, потому что они круглый год цветут там, где кого-то достойного положили на вечный покой. Мы сейчас едем вдоль курганов, в которых спят предки Феодена.

— Семь курганов слева и девять справа, — произнес Арагорн — много долгих человеческих жизней прошло со времени постройки Золотого Двора.

— Пятьсот раз опадали с тех пор красные листья в моем родном Темнолесье, — сказал Леголас. — Но нам кажется, это совсем немного.

— А для рохирримов это так долго, — сказал Арагорн, — что о постройке дворца только песни поют, и память о тех годах уходит в туман забвения. Жители этого края давно называют его родиной, землей отцов, и язык их уже сильно отличается от языка их северных соплеменников.

И он негромко запел на языке, которого не поняли ни эльф, ни гном. Слушать красивую мелодию было приятно, песня трогала сердце.

— Догадываюсь, что это язык рохирримов, — сказал Леголас. — Он гибкий и буйный, как травы этой страны, и одновременно суровый и твердый, как горы. Но в твоей песне много горечи, а я не могу догадаться, что так печалит смертных.