В июне в Варшаве уже стало известно, что значительная часть польской армии отказывает в повиновении правительству. Нетрудно было предвидеть, что эти войска присоединятся к Любомирскому, что и произошло в июле 1665 г. под Львовом[417]
. В таких условиях королю и его советникам было необходимо вызвать к себе на помощь еще верные правительству войска, находившиеся на Украине. 20 июня н. ст. на Правобережную Украину был послан С. Венславский, который должен был предложить гетману Павлу Тетере и находившимся там отрядам татар, чтобы они удерживали эту территорию, полагаясь только на собственные силы. В условиях, когда на запад от Днепра снова усиливались антипольские выступления, это ставило под сомнение сохранение польской (или: пропольской) власти на данной территории, и одновременно обозначалась перспектива резкого усиления влияния Крыма (а возможно, и Османской империи). Уже в конце июня Павел Тетеря, потерпев поражение в бою с повстанцами под Браславом, ушел в Польшу вместе с польским войском. В развернувшейся затем борьбе за гетманскую булаву между полковниками – организаторами антипольских выступлений к сентябрю 1665 г. взял верх черкасский полковник Петр Дорошенко, опиравшийся на поддержку татар[418]. В июне в Варшаве еще не могли об этом знать, но угроза такого развития событий была вполне реальной.В таких условиях депутаты, назначенные еще сеймом 1662 г., к 31 мая н. ст. составили инструкции для представителей Речи Посполитой на будущих мирных переговорах с Россией[419]
. Комиссарам давались полномочия заключить с Россией перемирие на длительный срок на тех условиях, что к Русскому государству отойдут Смоленщина и Левобережная Украина, а к Речи Посполитой – Восточная Белоруссия, Польская Ливония и те города на Правобережной Украине, которые еще находятся под русской властью. Комиссары должны были добиваться или сохранения за шляхтой ее имений на уступленных территориях, или выплаты за них денежной компенсации, но в крайнем случае от этого требования можно было отказаться.3. Вуйцик справедливо обратил внимание на тот пункт инструкции, в котором комиссарам предписывалось заключить особый договор о «coniuctionem armorum» (соединении войск. –
По Ордину-Нащокину, «крепость» такого мира была тесно связана с целой программой военно-политического сотрудничества для совместного решения ряда крупных внешнеполитических проблем. Эту программу он, как показано выше, настойчиво предлагал вниманию политиков Польши и Литвы.
Вопрос о заключении союза с Россией также нашел отражение в инструкции комиссарам, но сделано это было в самом общем виде. Создается впечатление, что налицо было лишь самое общее представление, что можно выйти из сложившейся критической ситуации с помощью России, но было совсем не ясно, как это сделать. Не случайно в инструкции, как и в более ранних документах, подчеркивалась необходимость принять во внимание при заключении мирного договора интересы Крыма. Упоминание о «внутреннем» неприятеле указывает, как правильно отметил 3. Вуйцик, что в Варшаве, очевидно, рассчитывали на русскую помощь в борьбе с «рокошем».
Перемены в позиции правящих кругов Речи Посполитой нашли отражение в королевской грамоте, врученной Г. Богданову 9 июня. В грамоте не только говорилось о необходимости возобновить мирные переговоры, но и выражалось пожелание, чтобы на переговорах можно было бы заключить перемирие, а уж в дальнейшем обсуждать вопрос о «вечном мире»[420]
. Если учесть, что на переговорах 1664 г. представители Речи Посполитой упрямо настаивали на заключении именно «вечного мира», то появление в официальном документе таких формулировок явно говорило о том, что в Варшаве наметилась тенденция к поискам реального соглашения с Русским государством. О готовности властей Речи Посполитой заключить перемирие говорил в беседе с Г. Богдановым и один из комиссаров – К. П. Бжостовский[421]. Перед отъездом гонцу было объявлено, что подсудок оршанский И. Комар будет послан в Москву, чтобы договориться о месте и времени проведения мирных переговоров[422]. Сообщения об ожидаемом приезде Комара пришли в Смоленск 21 июня, еще до возвращения Богданова в Москву[423].