Вниз по матушке по Харони

– Но! – начал он. – А жрать-то что вы на этом острове будете? От заячьей капусты даже листика не осталось, волки и лисы начисто подъедены, и родимый остров ничего питательного родить не может. А Дальний Восток – край далекий, и хоть земля нашенская, но людьми пустынная. Заячьей капусты навалом, а охотничьи угодья кишат волками и лисами на любой вкус. И всяк заяц получит свой гектар Дальнего Востока.

И зайцы, воодушевленные такой перспективой, дружно проголосовали «за», спрыгнули с островов в воду и оттолкнули острова с отмели, на которой они застряли. Я вам разве не говорил, что острова с зайцами застряли на отмели? Не говорил? Ну, значит, забыл.

(На Дальнем Востоке нынешнее поколение зайцев впоследствии выяснит, что заячьи острова вынесло мимо вожделенных дальневосточных гектаров в Охотское море, где они заселили Южные Курилы, тоже, между прочим, дальневосточные, и напрочь отказались вести какие-либо переговоры с японскими зайцами. Волков на Южных Курилах, правда, не оказалось, но зато были медведи. А это в 19 раз больше калорий на одну товарную единицу. А лисы… Да и кто их считает, когда есть медведи. А о перспективе зайцы не задумывались. Однова живем.)

А корвет «Вещий Олег» включил вечный двигатель и поплыл дальше. А дальше, вниз по течению Харони, простирались места ни Калике Переплывному, ни Циперовичу не ведомые. И только Михаил Федорович, знающий дальневосточные места в раньшей жизни по геологическим делам, кое в чем был осведомлен. А когда он что-либо забывал, то в гидах оказывался Нупидор, начитавшийся всяких разных апокрифов.

И вот по правому берегу реки они почувствовали запах рядового человеческого пука, чередующийся с запахом чайной розы, услышали какой-то странный разнородный шум, который при подплытии и оказался разнородным человеческим пуком.

Михаил Федорович об сем был наслышан в раньшей геологической жизни. Но тогда их геологическая партия обошла его стороной, потому что кони вставали на дыбы, дико ржали и сбрасывали геологов и даже геологинь. И никакой запах чайной розы не мог вернуть их в рабочее состояние.

– Неужто тут люди живут? – изумился шкипер.

– Ну, Аглай Трофимыч, живут, – сказал Михаил Федорович, – чего только народ не вынесет.

Потом он закрыл глаза и стал акынствовать, а Клоп стал ему на мандолине «Smoke On The Water» подыгрывать.

Пуковая история

– Когда-то в стародавние времена в одной слободе Бердянск-2 в истоках Харони проживали два семейства: Гурьевы и Золотовы.

И была промежду ним вековая вражда. Почему, отчего никто уже не помнил, а может, и без всяких-яких причин. Потому что не стоит слобода без вражды. Чем мы хуже итальянцев?

Ну, дело шло ни шатко ни валко. Враждовали потихоньку, никому не мешали.

Пока в середине девятнадцатого века в семействах не народились два ребенка: мальчик Алеша и девочка Нюша. И это были дети как дети. Ладные на фигуру тела и изящество лица.

И вот, когда они вошли в состояние молочно-половой спелости, они стали пукать. Алеша – рядовым отходом жизни человеческого тела, а Нюша – розой. Не нынешней розой без никакого запаха, а чайной, росшей в саду госпожи Гурмыжской.

– Теперь таких уже не водится, – внес свою лепту Нупидор.

А Михаил Федорович продолжил:

– И в это же самое время промежду ними взошла любовь. Чем мы хуже итальянцев?

И они стали прогуливаться за околицей. И дошло у них дело до греха.

А тут на площадке около церкви Святой страстотерпицы Пелагеи Никитишны встретились два брата влюбленных, Петр и Павел, и промежду ними произошел скандал.

А из-за чего, достоверно неизвестно, но скандал был. Да и как без скандала в слободе.

Ну, то-сё, то-то – и наметился грандиозный поединок на кулаках. Но не до смерти, а до первой кровянки. И тут опять встрял Нупидор:

– Мы же не итальянцы какие, чтоб друга друга насмерть убивать.

Михаил Федорович согласно кивнул и продолжил, полузакрыв свои карие очи:

– И в это толковище вмешались остальные Гурьевы и Золотовы.

И так сложилось, что первой кровянки оказалось выше крыши дома госпожи Гурмыжской.

И никакого джентльменства не случилось. И вот-вот могло состояться множественное смертоубийство.

А уж Алешу и Нюшу прибили бы в первую очередь как первопричину склоки.

Но тут случился прохожий монах Симеон.

Он прекратил русский мордобой, бессмысленный и беспощадный.

Тут Михаил Федорович замолчал и залил пересохшее горло сбитнем. Вы, конечно, спросите, откуда появился сбитень, вроде бы в повествовании ни о каком сбитне речь не шла. А вот откуда. Не кока-колой же былину запивать, вот сбитень и нарисовался. Да и кока-колы на борту не водилось. Не хрена! Ну а потом он продолжил:

– И проезжий монах Симеон предложил просто изгнать Алешу и Нюшу из слободы. И все с ним согласились. Из человеколюбия.

– И из-за того, что уж очень надоели влюбленные своим пуканьем.

Не то чтобы прямо пуканьем – кого ж в России может смутить пуканье, – а его интенсивностью и смешением пахлостей.

Рядового отхода жизни человеческого тела и дворянской чайной розы. Какой-то мезальянс. А слободской народ ох как не любит всяческих мезальянсов.