Таня долго думала об этом – вместо того, чтобы учить алгебру, но она уже знала, что для отъезда в город изучение алгебры вовсе не обязательно. Мать пошла к дяде Лёше, с улицы некоторое время доносилась их матерная ругань, а потом шаги, свидетельствующие о том, что добрые соседи отправились за самогоном. Мимо окон прошла дочь учительницы русского языка с видом независимой интеллектуалки, «Беломором» в зубах и волосами, выкрашенными в фиолетовый цвет. Таня посмотрела на нее, и ей захотелось самогона. Тут в окно залез Мишка. Через дверь он к Тане предпочитал не заходить из конспиративных соображений.
– Самогону хочу, – не долго думая, сообщила Таня.
– Это трудно, – сосредоточенно хмурясь, констатировал Мишка. – Все узнают, все будут говорить: Вовкин сын самогон покупал. Отец узнает, подёремся, а я не хочу.
– Хотите, я схожу за самогоном? – раздался у Мишки за спиной голос с легким иностранным акцентом.
Молодые люди обернулись и в испуге замерли.
У порога, где обычно лежал пёс, стоял высокий светловолосый мужчина лет тридцати. На нем был видавший виды джемпер (в почти летнюю жару) и серые джинсы импортного производства.
– Закрой окно, – зашипела Таня. – Услышит бабка Соня, вон, она по дороге разгуливает. Узнает, будет говорить: ко мне иностранцы ходят, самогон пьют.
Подождав, пока сельская молодёжь окончательно отойдёт от шока, незнакомец уселся за стол, взял с плиты кастрюлю с варёной картошкой и стал есть её с мундиром.
– Вы кто? – грозно спросил Мишка.
Незнакомец тяжело вздохнул и окунул картофелину в банку со сметаной. Прямо в мундире.
– А где собака-то? – спохватилась Таня. – Дак а чё она не лает? И где она вообще?
– Это я, – печально сказал здоровенный мужик за столом. – Я есть швед. Меня зовут Олаф Кристиансон.
– Свежо предание, да верится с трудом, – ответил Мишка. Это было всё, что он помнил из курса литературы для девятого класса.
– Если вы не верите, – сказал швед, – я куплю вам самогон. Мне было так трудно в чужой стране без знания языка. Я обязательно должен купить вам самогон.
Юноша и девушка так обрадовались этому предложению, что даже раздумали звонить 03. Впрочем, вызывать «скорую» всё равно было бесполезно: райцентр находился на другом берегу реки, а переправа ночью не работала. А даже если «скорая» и приехала бы, никто шведа в психушку бы не увез, потому что психушка находилась в другом районе, в ста километрах отсюда, а где взять столько денег на бензин?
Олаф Кристиансон купил самогон на Мишкины деньги и разлил его по гранёным стаканам.
– Мин сколь, дин сколь, а ля вакра фликуш сколь, – сказал он.
– Чё-ё? – изумился Мишка.
– Это такое ихнее ругательство, – шепотом пояснила Таня. – Мать твою, отца твоего и бабушку твою туда же.
– А-а, – уважительно протянул Мишка и раздумал бить шведу морду.
После того, как все выпили и закусили варёной картошкой, швед рассказал печальную историю. Вот она в подробностях и с комментариями знающих людей.
У шведов вообще не принято знакомиться с кем попало. Особенно в транспорте. Такое знакомство называется «сексуальное домогательство».
Поэтому Олаф Кристиансон не торопился знакомиться с девушкой, с которой каждое утро ездил на автобусе в стокгольмский университет.
«Подожду еще пару лет, – думал он, – а то как-то неудобно».
На третий год девушка, входя в автобус, нечаянно уронила полное собрание сочинений норвежской писательницы Унсет, которое несла в руках, прямо на ноги Олафу Кристиансону.
– Вы нарушаете моё частное пространство, – сказал Олаф Кристиансон.
– А вы дискриминируете меня по половому признаку, – ответила девушка.
Разумеется, такое знакомство ничем хорошим закончиться не могло. Вечером Олаф и девушка, которую звали Маргрет, пошли в пивную, которую вскоре закрыли, что было вполне естественно: в Швеции пивные всегда закрывают рано. Это приводит к плохим последствиям: вместо того, чтобы спокойно сидеть в баре до рассвета и наслаждаться интеллектуальным общением, люди идут домой к одному из присутствующих, чтобы дискриминировать друг друга по половому признаку.
Вскоре Маргрет пришла к своей родственнице, старой ведьме Лизе.
– Он дискриминировал меня по половому признаку, – сказала она. – На те деньги, что я потратила на аборт, я хотела съездить в Данию и купить там новую финскую мебель.
– Это тяжёлый случай, дорогая, – посочувствовала Лизе, куря сигарету с марихуаной. – Обратись к своему адвокату.
– Но адвокат потребует больше денег, чем ты.
Маргрет рассказала тетушке, какой Олаф подонок, сексуальный агрессор и любитель пива, и вдвоем они решили его наказать, пока он не сделал еще многих шведских феминисток еще большими феминистками. Лизе полистала какую-то книгу в сером переплете и сказала, что для этого нужно вызвать семь мертвых епископов.
– Это не является крайней необходимостью, – запротестовала девица, но старуха оборвала ее:
– Настоящие феминистки ничего не боятся.