Вода и ветер

Алена – это тихий ужас. Мало того, что она красит волосы в черный цвет, как Сьюкси из группы “Siouxsie amp; The Banshees”, она их еще и не моет. Она вообще довольно неряшливая девушка. То есть, я тоже хожу черт-те в чем, но всё это хотя бы чистое.

– Пожарьте картошку, – сказала мать.

– Пусть эта тварь пожарит, – сказала Алена. – Где эта тварь?

– По-моему, – сказала я, – она была с тобой на кухне и обсуждала там мою профпригодность как журналиста.

– Ах, да, – сказала мать. – Я послала ее к отцу попросить денег. Она сказала, что через полчаса придет.

– Однажды она сказала, что придет через десять минут, – вспомнила Алена, – и вернулась через два часа. Я за это время успела выучить наизусть поэму Ахматовой “Реквием”.

Тут на пороге появилась Даша. Честное слово, она еще хуже Алены. Та хотя бы похожа на Сьюкси, хотя Сьюкси тоже не фонтан, а эта вообще на чучело огородное.

– Отца нет, – заявила она. – Там сидит его жена и говорит, что не собирается давать ему денег для его предыдущей жены.

– Бедный Леша, – посочувствовала мать, – попал в переплет.

– Это с тобой он был бедный, – сказала я, потому что терпение мое лопнуло, – а с ней он – представитель среднего класса.

– Пожарь картошку, – сказала Алена Даше.

– Я не могу, – сказала Даша. – У меня болит голова.

Еще бы. У нее всегда болит голова. В детстве болела от подзатыльников, а сейчас – с похмелья.

– Ничего у нее не болит, – отрезала я. – Кстати, мам, ты знаешь, что она вытащила из Алениной тумбочки, где лежала зарплата, триста рублей?

– Выгребайтесь отсюда, – сказала мать.

16. 30.

– Может, я и плохой журналист, – сказала я Алене, – зато профессиональный. А ты, с твоими тремя курсами политеха, ни в какой области не профессионал.

– Может, кому-то и далеко до профессионала, – с пафосом заявила Алена, – зато близко до неба.

Конечно, ей близко до неба. У нее даже строчка такая есть: “Я знаю небо, в котором нет ни клочка земли”. Поразительные претензии.

– Вы еще здесь? – проорала из соседней комнаты мать и поставила вместо группы “Doors” Аллу Пугачеву.

16. 35.

Тут мы, впервые за долгие годы, решили вместе прогуляться. Не могу точно сформулировать, почему именно в этот момент, видимо, что-то в мозгах у нас заклинило. Мне вообще стыдно ходить с ними по одному тротуару: вдруг прохожие подумают, что это мои подруги. Сестры – понятное дело: их по долгу службы приходится терпеть, потому что если какая-нибудь из них неожиданно умрет и по завещанию оставит тебе ни хрена, будет несколько обидно. А вот предположить, что я по доброй воле общаюсь с подобными людьми, – извините.

– Поедемте на Арбат, – сказала Даша.

Нас это несколько возмутило. Было неохота черт-те куда тащиться.

– Не поеду, – сказала Алена, – ты там в рок-галерее кассеты воруешь, а перед ментами должна отчитываться я. Нашла дуру!

– И я с тобой не поеду, – обиделась Даша, – ты мне не сестра, а болотная жаба.

– Ты слышишь? – нервно спросила у меня Алена.

– Не хами старшим, – сказала я Даше.

– А что я такого сделала? Она в меня вчера швырнула сковородкой, а я всего лишь обозвала ее жабой.

– Всё, хватит, – сказала я, – поедемте хоть к черту на рога.

Я вообще недолюбливаю Арбат. Его оккупировали десятки провинциалов, с одной стороны, и десятки дебилов, с другой. Аленин бывший муж какое-то время подрабатывал там художником, а потом слинял с частью Алениной зарплаты. Во мне проснулась надежда: вдруг мне удастся случайно отловить его на Арбате и плюнуть в морду, потому что эту часть Алениной зарплаты должна была забрать я.

17. 00.

Короче, мы сели в поезд метро и отправились навстречу провинциалам и дебилам.

17. 35.

Еще там были туристы. Мы взяли по бутылке пива и сели на газон. К Даше, смахивающей на бомжиху, подошел красивый иностранец и поинтересовался:

– Can I help you?

– Yes, of course, – ответила нахальная Даша.- Give me back a Berlin wall. Give me Stalin and Saint Paul. And lie beside me, baby, that’s an order (Верни мне берлинскую стену. Дай мне Стаолина и свтяого Павла. И ложись со мной детка, это приказ! – из песни Леонарда Коэна "Будущее")!

Иностранца как ветром сдуло.

Неподалеку располагался павильон с деревянными четками, ароматическими палочками и прочей дрянью, с помощью которой продавцы пытаются заработать бабки, а профессиональные обманщики – вбить в головы ни в чем не повинным людям, что в индуизме до фигища богов; колесо сансары – не колесо фортуны, потому что гораздо круче; природа – ашрам, а не мастерская; коров надо не есть, а откармливать, – и прочие восточнорелигиозные сверхценности. У павильона тусовались старые неформалы и клянчили у прохожих деньги на пиво.

– Идиоты, – сказала Даша, дымя “Беломором”.

– На себя посмотри, – огрызнулась Алена, – ты-то чем лучше?

– Не хрен меня обкуривать! – заорала я и стала разгонять дым ладонью. Дым рассеялся, и вместо него я обнаружила перед газоном подозрительного длинноволосого типа. На нем были черные джинсы и оранжевый балахон поверх черной водолазки. В руке он держал кожаный дипломат, с какими лет двадцать назад ходили на работу советские чиновники, и мерил нас нехорошим взглядом.