Водораздел

— Да это не только наша идея, — вступил в разговор Ховатта. Он достал из кармана какую-то бумагу и протянул ее Кремневу. — Взгляните, что пишут венехъярвцы.

Ховатта рассказал, что утром они с Теппаной встретили знакомого мужика из Венехъярви. Он пришел-в Кемь с письмом от жителей своей деревни. Мужики Венехъярви провели в лесу тайное собрание и даже составили протокол, в котором обращались к красногвардейцам Кеми с просьбой помочь им изгнать из родных мест белофинских захватчиков. Венехъярвец, встретив знакомых, передал письмо им: за много дней пути по глухим лесам он так сбил ноги, что уже не мог сам идти в исполком и остался отдыхать в бараке.

— Ну, что скажешь, товарищ председатель? — спросил Кремнев Закиса, когда тот ознакомился с решением собрания венехъярвцев.

— По-моему, в резолюции съезда сказано достаточно ясно, что делать, — сказал Закис.

Съезд в одном из пунктов резолюции дал новому исполкому право мобилизовать на территории уезда годных к несению военной службы мужчин для нанесения решающего удара по белофинским захватчикам. Так что для Закиса вопрос был ясен. Но где взять оружие? Еще месяц назад в Кеми были и люди и оружие. Но после того как белофинны были отогнаны, новых попыток нападения они не предпринимали, и жизнь в городе вошла в мирное русло. Вооруженные красногвардейцы, прибывшие из других мест — Сороки, Шуерецкой, Энгозера, — вернулись домой. Ледокол «Микула Селянинович» тоже ушел обратно в Архангельск. В Кеми, кроме красноармейцев Донова, был лишь небольшой отряд красногвардейцев-железнодорожников.

— Харьюла говорил, что белофинны бросили в Подужемье воз винтовок, — сказал Теппана.

— Воза винтовок мало, — заметил Донов, до сих пор сидевший молча.

Ему решение этого вопроса представлялось более трудным, чем остальным. И главная трудность была, не в том, что не хватало оружия, а в том, что на севере назревали грозные события, о которых в Кеми могли судить пока лишь по доходившим сюда самым разноречивым слухам. Прошел слух, что союзники высадились в Мурманске, чтобы вместе с большевиками не допустить вторжения немцев и финнов на Мурманскую железную дорогу. Ходила молва, будто сербов, прибывших с англичанами, думают переправить на Балканский фронт. Всякие были слухи, и, судя по всему, кое-кто распускал их преднамеренно, чтобы скрыть действительное положение вещей. Положение осложнялось еще и тем, что союзники, как говорили, высадились с разрешения местных советских властей. Удивляло Донова и молчание Нацаренуса. Говорили, будто Нацаренус от имени народного комиссара иностранных дел Троцкого дал союзникам разрешение высадиться в Кандалакше. Но с какой целью? То, что Харьюла смог рассказать о визите союзных офицеров в Северный финский легион, еще больше насторожило Донова. Он ясно видел, что на севере сгущаются зловещие тучи, понемногу надвигаясь и на Кемь. Поэтому он осторожно заметил Ховатте, что, по его мнению, надо было бы выяснить, какими силами располагают оставшиеся в приграничье белофинны и чем они там занимаются.

— Верно, — подхватил Ховатта и с видом знатока заметил: — Без разведки, конечно, соваться туда не стоит.

— Мне стало известно, что белофинны собираются в Иванов день устроить в Ухте какие-то большие празднества, — продолжал Донов. — А что если мы пошлем туда кого-нибудь под видом гостя?

— Я готов хоть сейчас пойти, — загорелся Теппана.

— А тем временем мы постараемся достать оружие и проведем подготовительную работу среди карелов на Мурманке. Но в то же время нельзя оставлять без достаточной охраны и железную дорогу…

Донов и Закис ушли вместе с Ховаттой и Теппаной.

Когда утром за чаем Лонин сказал матери, что ему предстоит поездка в Соловецкий монастырь, мать испуганно посмотрела на него.

— В монастырь? Зачем?

— Хлеб реквизировать у монахов.

— У монахов?!

Блюдечко в руках матери задрожало и стало медленно опускаться на стол, словно старческие морщинистые пальцы не в силах были удержать его тяжесть.