Тогда закричал Артур исступлённо и молвил: «О горе мне! – ибо напугал я её, и от страха лишилась она рассудка, так что не узнаёт она больше меня и не понимает, что я делаю; я же хотел воззвать к ней с мольбою и упросить её сжалиться надо мною и не покидать меня более и не подсылать ко мне в насмешку призрачных двойников!»
Тут пустынник рухнул перед девушкой на колени и тоже сложил руки, словно в молитве, но не пошевелилась Заряночка, словно обратившись в камень. Он же ударился лбом о землю, перекатился на бок и раскинулся на земле бездыханным, и голова его склонилась на сторону, и изо рта хлынула кровь. Тут пронзительно закричала Заряночка, бросилась на тело возлюбленного и воскликнула: «Я отыскала его, и он мёртв! Он мёртв, и я убила его, потому что испугалась его, малодушная дурочка! А он-то уже приходил в сознание, он-то уже узнал меня!»
Но подошла Абундия и склонилась над телами, подняла Заряночку и молвила: «Нет же, нет, утешься; ибо в таком состоянии, когда силы на время его оставили, с ним легче управиться. Подожди, отыщу я траву, унимающую кровь, и ещё траву усыпляющую, и тогда мы исцелим его, и возвратится к нему рассудок, и снова станет он человеком».
С этими словами Абундия исчезла, но вскорости вернулась; а Заряночка тем временем, стоя на коленях у тела возлюбленного, стирала с лица его кровь и гладила его руки, огрубевшие от меча, и причитала над ним жалостно. Когда же возвратилась лесная дева, снова отстранила она Заряночку, склонилась над оруженосцем и приподняла его голову, и положила траву, что унимает кровь, ему в рот и ещё на сердце, и проговорила над ним какие-то слова, в то время как Заряночка глядела через плечо её, смертельно-бледная. Затем знахарка принесла в чаше воды из ручья и омыла Артуру лицо, и стал он понемногу приходить в себя; тогда хозяйке леса удалось напоить недужного, так что ещё больше пришёл он в себя. Тогда Абундия взяла в руки сонную траву, и размяла её в пальцах, и вложила Артуру в рот, и снова произнесла над ним заклинание; и тут же голова оруженосца бессильно откинулась, глаза закрылись, и заснул он мирным сном.
Абундия же поднялась на ноги, повернулась к Заряночке и сказала: «Ну вот, дитя моё, мы и сделали всё, что могли; осталось отнести его в надёжное место, где роса и солнце не станут ему досаждать и усиливать его недуг; ибо проспит он до рассвета завтрашнего дня или даже дольше. И не бойся, ибо с пробуждением возвратится к нему здравый рассудок, и узнает он тебя и станет любить пуще прежнего. Клянусь тебе в этом землёю, и солнцем, и лесом».
Молвила Заряночка, всё ещё дрожа всем телом: «О матушка, можно ли мне поцеловать и приласкать его?» – «Да, всенепременно, – отвечала хозяйка леса, улыбаясь девушке. – Да только смотри, недолго, ибо ло! – солнце уже садится, и лучше бы ему оказаться в убежище до того, как сгустятся сумерки».
При этом слове Заряночка тихо опустилась на колени рядом с возлюбленным, и принялась нежно целовать его, и приложилась щекою к его щеке, и назвала его ласковыми именами, что никто не сможет повторить, не закрасневшись; но вот хозяйка леса коснулась рукою плеча девушки и добродушно напомнила: «Вставай-ка, на сегодня довольно; а впоследствии будет у тебя время, и немало».
Тогда поднялась Заряночка и молвила: «Как донесём мы его до места? Не взять ли мне его за плечи, а тебе – за ноги? Ибо после всех этих лет я стала посильнее тебя».
Рассмеялась хозяйка леса. «Нет, маленькая, – отозвалась она, – ты меня ещё не знаешь. Не придётся тебе его нести, и никакая его часть тебе не достанется: я куда сильнее; гляди!» И наклонилась Абундия и подхватила недужного на руки, словно ребенка, и легко зашагала вперёд со своею ношей; и, оглянувшись через плечо, молвила Заряночке: «А ты иди рядом и держи его за руку, хотя мне это и неудобно отчасти; но знаю я твоё сердце и хочу тебя порадовать, дитя моё».