В значительной степени агентурному проникновению японской военной разведки в СССР препятствовало ужесточение режима охраны границы и проживания населения на Дальнем Востоке и в Забайкалье в 1937–1938 гг. В дополнение к постановлению СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 21 августа 1937 г. «О выселении корейского населения из пограничных районов Дальневосточного края», подорвавшему агентурную базу разведорганов Корейской армии, 1 февраля 1938 г. СНК СССР и ЦК ВКП(б) установили запретную пограничную зону в ДВК, Читинской области и Бурят-Монгольской АССР, включавшую железную дорогу от Иркутска до Хабаровска, все районы к югу от этого участка, районы к востоку от рр. Уссури и Амур и всю территорию Камчатской, Нижне-Амурской и Сахалинской областей. На данную зону распространялись ограничения для пребывания населения в соответствии с постановлением ЦИК и СНК СССР от 17 июля 1935 г. «О въезде и проживании в пограничной полосе», из неё были выселены антисоветские и неблагонадёжные элементы, вводился запрет на пребывание иностранцев, за исключением транзитных пассажиров[640]
. В 1938 г. были также предприняты попытки депортировать всё китайское население за пределы Дальнего Востока, однако они закончились безрезультатно.Кроме того, с 1935 по 1941 г. численность личного состава Забайкальского, Хабаровского и Приморского погранокругов НКВД СССР выросла с 13 216 до 22 760 человек, что позволило увеличить плотность охраны сухопутной границы с Японией, Маньчжурией и Кореей с 3 до 5 человек на 1 км. С 1939 г. для обнаружения нарушителей госграницы стали применяться вспаханная контрольно-следовая полоса, простейшие технические средства (семафоры, хлопушки, трещотки и т. п.), началось интенсивное строительство наблюдательных вышек, скрытых и открытых наблюдательных пунктов.
Параллельно с этими мерами территориальные органы и погранвойска НКВД СССР с весны 1939 г. активизировали агентурное противодействие ЯВМ в полосе Хабаровского и Приморского краёв: с апреля при погранотрядах стали создаваться так называемые «бригады содействия» из местных жителей для выявления нарушителей госграницы (к апрелю 1941 г. было создано 322 бригады в составе 10 422 человек); с помощью закордонных агентов и задержанных нарушителей выявлялись китайцы, проживавшие в приграничье Маньчжурии и владевшие русским языком; усилилось агентурное наблюдение за выявленными переправочными пунктами миссий на границе; тщательно проверялась информация закордонных агентов на предмет установления фактов их перевербовки японской разведкой[641]
.Немаловажную роль в перекрытии каналов утечки сведений, содержавших военную и государственную тайну, сыграл приказ наркома обороны СССР № 0127 от 8 июля 1938 г. «О введении в действие Инструкции по зашифровыванию действительных наименований войсковых частей условными номерами», согласно которому каждой части присваивался 4-значный шифр[642]
. В результате группа анализа печати харбинской военной миссии лишилась возможности получать из советской прессы достоверную информацию о действительном наименовании и дислокации частей Красной армии[643].Отрицательными моментами в деятельности советских спецорганов против РУ ГШ Японии стали утрата ими ключевых агентурных позиций в аппаратах ЯВМ и военной жандармерии Квантунской армии, наличие слабо прикрытых участков границы с Маньчжурией, позволявших просачиваться японским агентам, участие в массовых репрессиях соотечественников под видом борьбы с японской разведкой – 85 % из 64 000 обвинённых в 1932–1953 гг. в шпионаже в пользу Японии лиц были арестованы в 1936–1938 гг., причём абсолютное большинство из них было реабилитировано в послесталинскую эпоху[644]
.Примером отрицательного влияния репрессий на деятельность органов госбезопасности служит фактическое свёртывание разведывательной работы УНКВД по Хабаровскому краю в 1938 г., когда после её возобновления в марте 1939 г. ни один из 28 переброшенных им в Маньчжурию до апреля 1940 г. агентов не сумел проникнуть в гласный аппарат ЯВМ и белоэмигрантские организации[645]
.Нельзя не отметить, что сотрудники японской военной разведки пытались сковать деятельность советских спецорганов путём усиления мер конспирации при пересылке служебной документации: в марте 1937 г. военный атташе в Польше генерал-майор Савада Сигэру обратился к командованию с предложением отправлять его почту в Японию (в ней же была и корреспонденция ВАТ в Латвии) не через Сибирь, где она вскрывалась советскими властями, а через аппарат военного атташе в Соединённых Штатах Америки[646]
.