Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945

Поскольку в планы Японии входило использование подписанного ею 27 сентября 1940 г. Тройственного пакта с Германией и Италией в качестве средства давления на США по вопросам снабжения Чан Кайши и их невмешательства в ситуацию во Французском Индокитае, советско-японский пакт о нейтралитете от 13 апреля 1941 г. должен был обезопасить Токио с севера в неизбежном англо-американояпонском столкновении за Юго-Восточную Азию. Эта позиция была зафиксирована в «Секретном дневнике войны» ГШ и доведена до глав всех управлений 14 апреля 1941 г. в следующей формулировке: «Смысл данного пакта не в том, чтобы содействовать разрешению с помощью силы проблемы на юге или избежать войны с Соединёнными Штатами. Он всецело даёт нам запас времени [на подготовку] до начала стоящей особняком войны с СССР»[648].

В основе мотивов сближения Токио с Москвой лежали страх перед дальнейшим усилением советского военного потенциала на Дальнем Востоке и ложные прогнозы МИД и Разведуправления Генштаба об отсутствии у Германии планов нападения на СССР: военная разведка вплоть до июня 1941 г. считала, что Третий рейх не сможет вести одновременно войну на два фронта и в ходе разгрома Британии будет зависеть от поставок сырья из СССР; Советский Союз, по мнению аналитиков Генерального штаба, также не планировал воевать с рейхом до завершения III пятилетнего плана в силу острой зависимости от немецкого промышленного оборудования[649]

.

Вопрос о перспективах советско-германской войны обсуждался в конце апреля 1941 г. в Берлине на совещании военных атташе из СССР, Швеции, Финляндии, Румынии, Венгрии, Испании, Франции, Турции и Ирана. Военный атташе в Стокгольме полковник Онодэра Макото, опираясь на информацию М. Рыбиковского и Р. Маасинга, сообщил о планируемом нападении вермахта на Советский Союз. Однако незадолго до совещания немцы пригласили посла Осима Хироси и военного атташе генерал-лейтенанта Бандзай Итиро на французское побережье, где продемонстрировали им сконцентрированные в портах десантные баржи и корабли. Поэтому собравшиеся в Берлине военные атташе приняли за основу мнение Бандзай о подготовке Германии к десантной операции против Англии, которое и было доложено в Токио[650].

Между тем, вводя в заблуждение союзника, немцы руководствовались указаниями начальника штаба Верховного командования вермахта (ОКВ) генерал-фельдмаршала В. Кейтеля от 15 февраля и 12 мая 1941 г. о мерах по маскировке при подготовке к войне против СССР, требовавших от органов военного управления всех уровней «усилить уже и ныне повсеместно сложившееся впечатление о предстоящем вторжении в Англию». Кроме того, директивой от 5 марта 1941 г. А. Гитлер запретил передачу Японии каких-либо сведений об операции «Барбаросса». Поэтому 8 мая ОКВ запросило у Токио через Бандзай данные о «количестве хранящегося на складах Великобритании продовольствия, сроках его годности, а также об ущербе, причинённом различным отраслям британской промышленности немецкими бомбардировками». Результатом активной дезинформации стали противоречия в оценках японского ВАТ в Берлине перспектив советско-германской войны: 13 мая он доложил в Генштаб со ссылкой на главу абвера В. Канариса о том, что «начало войны между Германией и СССР неизбежно», а уже 5 июня проинформировал Ставку об отсутствии признаков подготовки к вторжению[651]

.

Исходя из ложного представления о развитии военно-политической обстановки в Европе, к началу Великой Отечественной войны центральный аппарат 2-го управления ГШ сохранял принятую в 1936–1937 гг. организацию из четырёх оперативных отделов, три из которых были нацелены на обеспечение боевых действий японской армии в Китае и районе южных морей:

Начальник

5-й отдел (СССР);

6-й отдел (США, Великобритания, Европа, Юго-Восточная Азия);

7-й отдел (Китай);

8-й отдел (анализ, подрывная деятельность).

Непосредственно разведкой против СССР занимались 14 легальных резидентур в нашей стране и приграничных с ней государствах. В Советском Союзе центром разведывательной деятельности оставался военный атташат при японском посольстве в Москве, которому подчинялись военные стажёры, ориентированные на сбор информации по широкому кругу вопросов. Военно-политическую обстановку на Дальнем Востоке и в Забайкалье освещали резидентуры под прикрытием японских и маньчжурских консульств в Александровске-Сахалинском, Благовещенске, Владивостоке и Чите, координировавшие свою деятельность с курсировавшими по Транссибу в качестве дипкурьеров офицерами Разведуправления.