Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945

В Европе после захвата нацистами Польши главным разведывательным органом по СССР считался аппарат военного атташе при японском посольстве в Берлине. Помимо штатных сотрудников военного атташата и многочисленных военно-технических резидентов, в его состав входили специальная резидентура во главе с полковником Ямамото Хаяси, отвечавшая за взаимодействие с абвером, и резидентура связи с поляками «Хоси» под прикрытием маньчжурского генерального консульства. Однако фактическое руководство разведкой по СССР с позиций Европы осуществляли военные атташе в Финляндии и Швеции, которые в этой работе опирались на агентурные возможности польской, финской и эстонской военных разведок. Их деятельность дополняли военные атташаты в Венгрии, Румынии, Иране, Турции и легальная резидентура в Афганистане.

В приграничных районах Маньчжурии функционировала разветвлённая сеть ИРУ Квантунской армии в составе штабного управления, 10 отделений, диверсионно-разведывательного отряда «Асано» и харбинской школы русского языка[652]. Компенсируя нехватку агентурных позиций на Дальнем Востоке и в Забайкалье, к весне 1941 г. ИРУ развернуло вдоль советско-маньчжурской границы оснащённые мощной оптикой наблюдательные пункты для контроля за перебросками и мероприятиями боевой подготовки советских войск.

Деятельность этих органов дублировали Специальное информационное управление армии в составе шести РРП в Синьцзине, Харбине, Муданьцзяне, Цзямусы, Суньу и Хайла-ре (с августа 1940 г. занимались только перехватом и взломом шифропереписки ДВФ и ЗабВО) и образованное в феврале 1940 г. для дешифровки советского авиационного радиообмена одноимённое управление при командовании авиации Кван-тунской армии с двумя РРП в Муданьцзяне и Цицикаре[653]

. Задачу перехвата советских открытых линий связи с августа 1940 г. решало Восточно-Азиатское общество изучения связи при Маньчжурской телеграфно-телефонной компании.

Кроме того, продолжали действовать ЯВМ Корейской армии в Раджине и разведпункт Северной армии в Тоёхара, нацеленные на сбор информации о частях и соединениях ДВФ в Приморье, на Северном Сахалине и Камчатке.

На фоне противоречивой информации о планах Германии в отношении СССР 8 июня 1941 г. Бюро военных дел разработало, а военный министр 13 июня утвердил «Основные принципы национальной обороны и национальной политики в соответствии с изменениями обстановки в мире», согласно которым в случае начала советско-германской войны Япония должна была следовать духу Тройственного пакта, вести подготовку к операциям против нашей страны и при удачном развитии боевых действий применить военную силу для окончательного разрешения «северной проблемы»[654].

Вероломное нападение Германии на нашу страну стало поводом для возобновления дискуссий в высшем руководстве империи относительно сроков выступления против СССР, тем более что 23 июня 1941 г. Разведуправление представило свой прогноз: после полученного Советским Союзом удара в подбрюшье была высока вероятность того, что война закончится через несколько месяцев, хотя у СССР сохранялся шанс затянуть её на неопределённое время в ходе успешного отступления. Потеряв за 2–3 месяца Ленинград, Москву, Харьков, Донбасс и Баку, Советское государство лишилось бы 30 % площадей зерновых, 50 % мощностей по выплавке стали и железа, 60 % по производству электроэнергии и добыче каменного угля, 75 % нефтяных месторождений и 75 % населения, что неминуемо вело к краху правительства[655]

.

С 25 по 28 июня в Токио прошло координационное совещание правительства и Ставки по «северной проблеме», которое выявило серьёзные разногласия в военно-политическом руководстве империи: Оперативное управление Генштаба настаивало на заблаговременной подготовке к наступлению на юге и севере, Бюро военных дел Военного министерства склонялось к решению вооружённым путём только проблемы «южных территорий», а заместитель начальника ГШ генерал-лейтенант Цукада Осаму и начальник 20-го отделения (руководство войной) Ставки полковник Арисуэ Ядору считали нужным ограничиться оккупацией Французского Индокитая. Позиция флота сводилась к подготовке выступления на юге, министр иностранных дел Мацуока Ёсукэ ратовал за немедленное нападение на Советский Союз[656].

Выработанная совещанием 28 июня 1941 г. «Программа национальной политики империи в соответствии с изменениями обстановки» стала компромиссом между различными группировками в правительстве, армии и на флоте. В части, касавшейся СССР, в её фундамент легли «Основные принципы национальной обороны» Военного министерства от 13 июня, предполагавшие следование духу Тройственного пакта, невмешательство в советско-германскую войну, тайную подготовку к операциям против СССР и применение силы для окончательного разрешения «северной проблемы» при удачном развитии боевых действий для Третьего рейха. 2 июля император одобрил эту «Программу»[657].