Если аппарат стратегической разведки в Советском Союзе во второй половине 20-х гг. только приобретал очертания, то оперативный уровень разведорганов Генерального штаба был представлен уже сложившейся системой информационно-аналитических служб Квантунской и Корейской армий.
Деятельность
В июне 1926 г. Военное министерство утвердило «Официальные правила организации агентурной разведки в Квантунской армии», которые отменяли действовавшую с мая 1917 г. инструкцию. В соответствии с Правилами, зона ответственности разведорганов армии охватывала Северную Маньчжурию, восточную часть Внутренней Монголии, Халху во Внешней Монголии, Забайкалье и Приамурье, в то время как разведка в Приморье оставалась за Корейской армией. Разграничительная линия между разведорганами объединений проходила через Хайлинь – Дуньхуа – Люхэ (населённый пункт около Тунхуа) – Фынхуанчэн (населённый пункт юго-восточнее Мукдена). При необходимости харбинская и маньчжурская миссии могли забрасывать агентуру западнее Байкала, в глубинные районы Сибири и европейскую часть СССР[221]
.Принятие Правил было вызвано, безусловно, активизацией японской разведывательной деятельности в Китае в результате начавшегося Северного похода Чан Кайши против фэнтяньской клики. Вместе с новыми Правилами Военное министерство утвердило и новый план разведывательной деятельности объединения, который был целиком ориентирован на сбор информации о военном потенциале, экономике, внешней политике, транспортной инфраструктуре и организации связи противоборствующих группировок в Китае[222]
.В свою очередь, харбинская миссия, координируя работу всех разведорганов в Северной Маньчжурии, непосредственно отвечала за сбор информации по широкому кругу интересовавших командование вопросов о Советском Союзе и Китае, в том числе о дислокации, организации, вооружении и боевой подготовке частей и соединений Красной армии на Дальнем Востоке и в Забайкалье; деятельности местных органов власти, состоянии сельского хозяйства, промышленности, транспорта и финансов регионов; социально-экономической и политической ситуации в СССР в целом; советско-китайских отношениях, контактах правительства СССР с лидерами милитаристских клик; деятельности белоэмигрантских организаций в Маньчжурии и антисоветского подполья на Дальнем Востоке и в Забайкалье; транспортной инфраструктуре Маньчжурии, работе КВЖД; состоянии китайской армии и военной промышленности.
Для получения необходимых им сведений сотрудники миссии комбинировали различные методы разведывательной деятельности: обрабатывали советскую и китайскую прессу, прослушивали радиопередачи из Хабаровска, беседовали со служащими КВЖД и советского генконсульства в Харбине, обменивались информацией с китайской разведкой, задействовали осевших в Маньчжурии агентов из организаций Н.Л. Гондатти, Г.М. Семёнова и М.К. Дитерихса, забрасывали маршрутную агентуру в СССР.
В соответствии с правилами секретного делопроизводства, начальник миссии отправлял донесения в штаб армии или в Токио в обезличенном виде, поэтому судить об источниках его информации сложно. В телеграммах за 1926–1928 гг. фигурируют публикации харбинской печати и агентурные сообщения из советского генконсульства о борьбе в высшем руководстве ВКП(б), приводятся ссылки на беседы с председателем Правления КВЖД М.М. Лашевичем и доклады агентов из числа членов корейской или японской секции компартии во Владивостоке[223]
о политических акциях СССР в Северной Маньчжурии[224].