Кроме того, берлинская резидентура установила контакт с руководством Организации украинских националистов (ОУН), после того как в 1934 г. её руководитель Евгений Коновалец поручил своему представителю Рико Ярому найти выход на японского военного атташе. Связавшись с помощью абвера с полковником Осима Хироси, Ярый стал официальным посредником между ОУН и военным атташе в украино-японских переговорах, целью которых являлось получение финансовой помощи от Японии в обмен на предоставление ею разведывательной информации о СССР. На первом этапе Осима контактировал с украинскими националистами через своего помощника майора Томотика Ёсихару, но в 1935 г. передал все связи майору Усуи Сигэки[341]
.Берлинская резидентура также пыталась установить контакт с бывшим главой прогерманского правительства Украины гетманом П.П. Скоропадским, осевшим после бегства из Украины в 1918 г. в немецкой столице. Будучи в Лондоне, Скоропадский позволил себе нелицеприятные отзывы в адрес Гитлера и Геринга, поэтому оказался во временной опале у нацистских властей. В этот период он установил отношения с военным атташе в Берлине полковником Бандзай Итиро, а после японской оккупации Маньчжурии командировал в Харбин своего представителя для работы с украинской диаспорой. Вскоре гетмана посетил находившийся с декабря 1934 г. в Европе капитан Такацуки Тамоцу, который от имени Генерального штаба Японии попросил его порекомендовать нескольких офицеров-украинцев, которые бы смогли организовать отряды из пленных красноармейцев в случае войны с Советским Союзом.
Последующие переговоры со Скоропадским вели резидент по СССР в Берлине подполковник Танака Синъити и помощник военного атташе в Германии капитан Исии Масаёси. Гетман пообещал им порядка 2000 волонтёров из Западной Европы и передал поимённые списки таковых для отправки в Маньчжурию в момент, который японские власти сочтут наиболее подходящим, однако дальнейшего развития эти контакты не получили. Тем не менее весной 1936 г. Такацуки повторно посетил Скоропадского и заявил ему, что работа японской разведки с украинцами на Дальнем Востоке будет продолжена[342]
.Таким образом, к 1936 г. военная разведка Японии установила с помощью Германии и Польши в рамках подготовки к войне с Советским Союзом отношения практически со всеми эмигрантскими центрами в Европе и Турции. При этом развёрнутый в 1932–1935 гг. зарубежный разведаппарат Генерального штаба в СССР и приграничных с ним странах имел беспрецедентную для мирного времени численность в 25 сотрудников, равную численности действовавшей накануне Русско-японской войны сети резидентур в России, Китае и Корее. Тем не менее реализовать в полном объёме планы организации агентурно-диверсионного аппарата на случай войны с Советским Союзом японской разведке не удалось: докладывая 6 июля 1936 г. в Генштаб свои соображения относительно необходимой подготовки империи к боевым действиям против СССР, военный атташе в Москве подполковник Кавамата Такэто отмечал недостаточность проведённых мероприятий по линии диверсий и предлагал «срочно приступить к подготовке диверсионной работы как внутри Советского Союза, так и в третьих странах; не жалеть для этой работы людских ресурсов и денег».
Серьёзным изменениям после «маньчжурского инцидента» подверглась деятельность разведывательных органов Квантунской и Корейской армий: проведённые японским командованием реформы позволили значительно укрепить аппарат их агентурной разведки и заложить основы централизованной службы радиоперехвата и дешифровки советских линий связи.
Так, уже 5 октября 1931 г., спустя месяц после «маньчжурского инцидента», в штабе
Зоны ответственности и задачи разведывательных органов в Северной Маньчжурии определялись «Планом разведывательной деятельности в период применения войск для восстановления общественного спокойствия», утверждённым 10 июня 1933 г. командующим Квантунской армией маршалом Муто Нобуёси. В соответствии с ним на армейские соединения (две пехотные дивизии, кавалерийскую группу, отдельный охранный отряд и смешанную бригаду) возлагался сбор информации об антияпонских организациях в Маньчжурии, в то время как военные миссии в Харбине, Пограничной, Хэйхэ, Хайларе и Маньчжоули должны были вести агентурную разведку в СССР, МНР и среди корейских повстанцев.