1. Состояние транспортных коммуникаций, запасов материально-технических средств и вооружения в восточной части Маньчжурии, обеспечивавших высокие темпы продвижения японской армии только при наступлении на Приморье.
2. Базирование в районе Ворошилова (Уссурийска) крупной группировки тяжёлых бомбардировщиков ВВС ОКДВА, которые могли сорвать воинские перевозки из метрополии на материк, нарушить работу маньчжурских железных дорог и нанести урон населению и экономике на Японских островах.
3. Развёртывание в 1933 г. группировки подводных сил во Владивостоке, её постоянное наращивание и исходящая от неё угроза для японских морских коммуникаций в начальный период войны.
Согласно оперативному плану на 1934 г., мобилизационные возможности Красной армии для Дальневосточного театра оценивались в 40 дивизий, японской – в 31. Генштаб Японии предполагал, что в начале войны Советский Союз будет иметь на Дальнем Востоке и в Забайкалье 12 дивизий (из них 7 в Приморье), Квантунская и Корейская армии – 5 и кавгруппу. Прочно удерживая оборону в Северной и Западной Маньчжурии, японская армия должна была к четвёртому месяцу войны довести группировку войск на театре до 18 пехотных дивизий, из которых 10 предназначались для проведения наступательной операции по трём сходящимся направлениям из Дуннина, Суйфэньхэ, Хуньчуня, заливов Америка и Посьет с целью окружения и уничтожения в районе Ворошилова Приморской группы войск ОКДВА, возросшей за счёт перебросок с запада до 12 дивизий. К этому времени Советский Союз успел бы отмобилизовать все 40 дивизий, однако большая их часть – 18, оценочно, находились бы не в Приморье, а в Забайкалье.
Завершив за месяц разгром Приморской группы, Генштаб планировал оставить на востоке 4 дивизии, а остальные силы перебросить на север и запад, чтобы не дать советским войскам захватить Цицикар и Харбин. Решающее сражение должно было состояться на пятом месяце войны у Цицикара, после чего боевые действия переносились в Забайкалье. Действия сухопутных войск тесно увязывались с массированными бомбардировками авиацией Квантунской армии военных и промышленных объектов в Приморье и Приамурье[415]
.Таким образом, выход Квантунской армии к советско-маньчжурской границе вызвал ответное усиление ОКДВА и развёртывание новых разведорганов Генштаба Японии в Маньчжурии, Европе и на Среднем Востоке, нацеленных на сбор сведений о военном потенциале СССР и создание диверсионных резидентур. Встречные мероприятия советских спецорганов позволили блокировать работу японской военной разведки на ряде направлений и держать под контролем поступление в Токио разведывательной информации о нашей стране.
§ 2. Горячая хроника тайной войны (1936–1940)
В начале 1936 г. верховное командование японской армии и флота пришло к выводу о необходимости пересмотра военной доктрины империи и включения Советского Союза в число её главных противников. Обосновывая перед военным министром в мае 1936 г. тезис об угрозе с севера, начальник Генерального штаба ссылался на агрессивный характер советской внешней политики, нацеленной, по его мнению, на насаждение коммунистической идеологии по всему миру, прежде всего во Внешней Монголии, Синьцзяне и материковом Китае, а также на рост военных приготовлений СССР против Японии и Маньчжоу-Го[416]
.Но маршал Канъин явно грешил против истины. Ещё в январе 1936 г. ему стало известно содержание доклада заместителя наркома обороны М.Н. Тухачевского на сессии ЦИК, в котором Япония наряду с Германией объявлялась одной из главных угроз для безопасности СССР и выдвигалась доктрина одновременной войны на востоке и западе. Резкое заявление советского маршала вызвало беспокойство у руководства империи, опасавшегося начала войны на Дальнем Востоке. Однако анализ всей информации о советском военном потенциале позволил тогда Разведуправлению прийти к следующим выводам:
1. Хотя по итогам первого пятилетнего плана Советский Союз значительно укрепил свою обороноспособность, в тот самый момент, когда он перешёл ко второй пятилетке, Германия заявила о возрождении армии, поэтому внимание СССР практически целиком переключилось на Европейский театр, и Москва пока была не готова самостоятельно действовать на двух направлениях. Для воплощения в жизнь принципа одновременного ведения боевых действий на востоке и западе ей требовалось какое-то время. Следовательно, Советский Союз в тот момент не мог проводить активную внешнюю политику в Восточной Азии и в 1936 г. военной опасности для Японии не представлял.
2. Однако после завершения второй пятилетки (1933–1937) Советский Союз мог значительно усилить свою обороноспособность и с учётом принятой на VII конгрессе Коминтерна тактики Народного фронта[417]
должен был активизировать свою внешнюю политику.