Война и любовь

— И таблички с фамилией нет.

— Не до табличек там. Видишь вагнеровскую эмблему?

Рукоять пистолета украшала круглая эмблема с перекрещенными мечами, звездой в центре и надписью по кругу: «ЧВК Вагнер. Кровь. Честь. Родина. Отвага».

— Ствол изымаю! — объявил Мешков. — Гражданским оружие не положено.

— Я уж забыл, шо такое гражданка. Ем и сплю с оружием, — равнодушно ответил Штанько.

— Там ты может и в отхожее место с гранатой, а у нас мирная жизнь.

— За мир будешь погорельцам рассказывать, у которых дома бомбанули.

— Демагогию не разводи! Какого лешего ты к матери Войтенко приперся?

— Деньги принес, которые по суду назначены.

— Отдал? И шо сидишь, людей пугаешь?

— Для порядка нужна расписка, а баба в ор ударилась.

— Документик желаешь. Оформим. Семени ногами в машину, чтобы гражданам пейзаж не портить.

Мешков отвел Штанько к «Патриоту», указал на заднее сиденье и, когда тот садился, ловко перехватил правую руку и пристегнул наручниками к держателю.

— Для порядка, — пояснил оперативник. — Жди! Поедем глянем твои документы.

Штанько кривой усмешкой проводил майора. Олег Николаевич поднялся в квартиру Войтенко, успокоил женщину, пересчитал полученные от Штанько деньги и разъяснил, какую бумагу ей требуется написать.

Пока Раиса Петровна корпела над распиской к ней заглянула знакомая, Лидия Владимировна Жабровец. Дверь гостье открыл Колесников. Взволнованная женщина бесцеремонно отстранила лейтенанта и ринулась к хозяйке.

— Рая, где моя Настена? Вчера умахнула с твоим Борькой — и нема!

— А шо, мой Борька твоей Настене не чета?

— Она девка. Шо люди скажут?

— Не знаю, шо люди, а я тебе, Лида, шепну: мой Борька колечко у меня выпросил.

— Какое колечко? — заинтересовалась Жабровец.

— Фамильное. Моей мамки, его бабушки.

Раиса Петровна подвела Лидию Владимировну к старой фотографии в рамке на стене, где благочинная невеста прижимала руку к подвенечному платью, а на ее безымянном пальце хорошо просматривалось широкое кольцо с тремя камушками по диагонали.

— Обручальное, — ахнула Лида.

— С гранатами, кристаллами любви. И дома до сих пор ни Борьки, ни колечка.

— И где ж наши детки?

— Деток делают! — подмигнула Войтенко.

— Не дури, Рая. Ты Борьке звонила?

— Телефон недоступен.

— И у моей тож. — Лидия Владимировна тяжко вздохнула: — Ну где они?

— Борька баньку в Орловке мастерил, справная получилась. Оттудова всех отселили, он банькой пользуется. А телефоны разрядились. Вот свет зараз наладят…

Жабровец покивала, успокаивая себя, но все-таки обратилась к Мешкову:

— Олег Мыколаевич, ты ж на колесах. Може заедешь в Орловку, шуганешь молодых. А то сердце шо-то…

— Настена и Борька не дети уже, объявятся, — успокоил Мешков. — Мне нынче со Штанько разбираться.

— В тюрьму его! — встрепенулась Войтенко. — Деньгами, ирод, думал задобрить. Нет!

— Раиса Петровна, бумагу написали? Забираю. А Борьке скажи, чтоб не лез на рожон со Штанько. — В дверях майор окликнул поникшего лейтенанта: — Колесников, шо застыл? За мной!

Игорь спускался по ступеням и обреченно нашептывал стихи:

— Красивая девчонка, наивный ясный взгляд. С красивою девчонкой быть каждый рядом рад.

Мешков знал, что лейтенант сочиняет в рифму, но не понимал этой блажи. Зато раскусил причину грусти молодого сотрудника.

— Игорь, ты на Настену Войтенко глаз положил?

Лейтенант продолжал бормотать рождающиеся строки:

— Красивая девчонка, открытая душа. А жизнь наносит раны, как лезвие ножа.

— Ты глаз положил, а Борька колечко предъявил и болт в придачу. Аргумент ребром! — подзадоривал старший товарищ.

— Думаете, они и правда всю ночь в бане?

— Испытывают на прочность. А ты шо мялся? Резьба не подошла? — Мешков засмеялся.

— Да ну вас!

— Я вот думаю, если блондинки не догоняют, то и блондины не поспевают, — продолжал веселиться Мешков.

Но у машины его улыбка сползла с лица. Штанько сидел там же, где майор его оставил, но руки задержанного были свободны. Более того, Штанько с показной ленцой лузгал семечки и сплевывал шелуху через опущенное стекло.

— Семки в бардачке нашукал. Угостился. С браслетами неудобно, сунул в бардачок.

— И как ты их? — задал наивный вопрос оперативник. Мишка Штанько и в юности отличался изворотливостью, оставлять ему одну руку свободной оказалось опрометчиво.

— Олег, ты обещал отвезти домой. Погнали!

— В машине не сори, — только и нашел, что сказать Мешков.

Не успел он тронуться, как слева за домами раздался звук взрыва. Штанько среагировал первым:

— Арта с юго-запада! Еще вылет.

Противно заныла городская сирена предупреждения о ракетной опасности. Голос из уличных динамиков призывал: «Внимание! Ведется обстрел города Грайгород. Спуститесь в подвал или укрытие. Повторяю…»

— Опять, — с досадой проворчал Мешков.

— А ты балакал — мирный город. — Штанько вышвырнул семечки и указал на возвышающийся над деревьями кресты: — Гони к храму!

Встревоженный Игорь Колесников готов был выскочить из машины и тараторил инструкцию:

— При ракетной опасности покиньте автомобиль и используйте для укрытия цокольные этажи близлежащих зданий!

— Или подземные переходы, — дополнил инструкцию Мешков, переключая скорости.