Война и любовь

На обратном пути в Грайгород Наталья пыталась выяснить у детей про родителей, но Сашу быстро сморило, а София пожаловалась на головную боль и попросила попить. Воды, как назло не оказалось. Неожиданно мальчик содрогнулся, схватился за живот, и его стошнило.

Мешков остановил машину, открыл дверцу, попытался успокоить мальчишку:

— И старших пацанов укачивает. Выйди, проветрись.

Мутный взгляд мальчика блуждал. Он сонно хватался за всё подряд, словно не понимал, где находится, и неразборчиво шептал:

— Жарко… Пить… Воды…

Наталья перехватила его руки и ужаснулась:

— Пальцы ледяные.

Саша обмяк, уронил голову, на его губах пенилась рвота. Софию тоже стошнило.

— С ними что-то не то. Надо в больницу! — запаниковала Наталья.

Мешков гнал машину в город и проклинал себя, что не взял воды. Мальчик отключился, девочка стонала. Наталья держала Софию за руку, натужно улыбалась и читала детские стихи:

— Вот у Сони дел немало. Да, у Сони много дел. Утром брату помогала — он с утра конфеты ел.

Вместо улыбки по щекам девочки покатились слезы. Наталья не сдавалась:

— Наша Соня громко плачет, уронила в речку мячик. Тише, Сонечка, не плачь, не утонет в речке мяч. — Женщина тормошила девочку и просила: — Повторяй вместе со мной.

Когда в больнице София попала к врачу, она невнятно повторяла самое понравившееся четверостишье:

— Самолет построим сами, пронесемся над лесами. Пронесемся над лесами, а потом вернемся к маме.

Наталья Кошелева осталась в больнице с детьми. Мешков заехал на мойку самообслуживания. Прежде чем мыть салон автомобиля оперативник взял образец рвоты и обертку от шоколадного батончика. Собранные улики отвез в лабораторию криминалисту Кринскому.

— Геннадий Семенович, проверь. Мальчишку после конфеты вывернуло, он потерял сознание.

Через два часа озабоченный Кринский зашел к Мешкову.

— Олег Николаевич, я, конечно, еще перепроверю, но результаты экспресс-теста… — старый криминалист удрученно покачал седой головой.

Мешков почувствовал недоброе:

— Худое худым и кончится. Шо там?

— В конфете был яд из группы алкалоидов.

— Этот яд мог получиться от испорченного продукта?

— Такое только от испорченных людей. И я опасаюсь, что тот, кто это попробовал…

Мешков вскочил и быстрым шагом прошел в кабинет Кошелевой. Инспектор ПДН на службу не возвращалась. Майор спустился к машине и поехал в больницу. Кошелеву он нашел в палате у кровати беспомощной девочки, подключенной к приборам.

Наталья держала Софию за руку и тихо напевала:

— Спать пора, уснул бычок, лег в коробку на бочок…

Появился врач и тихо сообщил Мешкову:

— Девочку чудом откачали. Есть надежда на выздоровление. А мальчик… — Врач развел руки.

— Умер? — ужаснулся майор.

— Мы ничего не смогли сделать.

Мешков тронул Кошелеву:

— В конфетах был яд.

Она посмотрела на него безумным взглядом:

— Яд детям? Как же так!

Врач поспешил вмешаться:

— Наталья, вам надо домой. Отдохните. За девочкой мы присмотрим. — И шепнул Мешкову: — Уведите ее. Женщине надо переключиться на что-то другое.

Олег отвез Наталью домой. По пути он пытался разговорить ее, но женщина с окаменевшим лицом молчала. Даже собаки, приветствовавшие Кошелеву разноголосым лаем, не обрадовали ее.

На вопрошающий взгляд бывшей тещи, Олег сказал:

— Тяжелый день. Нам надо поесть.

За ужином Наталья продолжала молчать. Поела немного, от предложенного коньяка отказалась и ушла к себе в комнату.

— Опять кто-то умер, — догадалась Галина Матвеевна. — Олег, ты не уходи.

Мешков выпил. Посмотрел на неплотно прикрытую дверь комнаты Натальи и с ожесточенной решимостью выпил еще. Потом зашел к ней.

Наталья лежала на кровати и нашептывала детские стихи, которые читала Софии. Олег сел рядом. Щеки Натальи лоснились от слез. Это был добрый знак — отпускает. Он тронул ее руку, она не отдернула. Он выслушал четверостишье про зайку, которого бросила хозяйка, и стал губами собирать слезы с ее лица. Щеки под его губами подрагивали от слов про бычка, который вот-вот упадет.

Он посмотрел ей в глаза. Их лица были так близко, что не разобрать деталей — лишь распахнутая чернота ее глаз, как путь в бездну. Она коснулась пальцем его синяка. Он ответил на немой вопрос:

— Ерунда.

— А что для тебя не ерунда, Мешков?

Ее пальцы скользнули по его лицу, прошлись по затылку, ногти царапнули кожу под волосами. Теперь уже она прижимала его щекой к своей щеке. Ее голос огрубел и вместе с жарким дыханием Олег услышал:

— Я люблю свою лошадку, причешу ей шёрстку гладко, гребешком приглажу хвостик и верхом поеду в гости.

Под конец ее голос стал требовательным. С последними словами она решительно перевернула его и оседлала. И снова, как тогда, они срывали одежду, а руки, губы и зубы превращали секс в подобие борьбы.

Наталья устала больше него и, кажется, получила больше. Откинулась потная утомленная и простонала в потолок:

— Я плохая, я очень плохая.

— Ты хорошая, — возразил он.

— Как окна вставят, сразу перееду, — решительно сказала она.

Идиллия рассыпалась. Олег возмутился:

— Да что ж с нами такое! Для счастья нужно кому-то умереть.

— Типун тебе на язык!