Война и любовь

На фоне кирпичной одноэтажки городского морга с немытыми зарешетчатыми окнами и бурьяном из-под фасада чистый автобус «Ритуал» выглядел современным лимузином. Дверцы ПАЗа были распахнуты, старый водитель, которого все звали Кузьмичом, проверял состояние транспорта. Глубокие морщины, пшеничные усы и непокорная седая челка придавали старику бравый вид.

Мешков поздоровался с Кузьмичом, заглянул в салон и спросил:

— Транспорт вернули в целости сохранности?

— Без претензий. Мусора нет, салон помыт.

— А бензин?

— Полный бак!

— Сколько раз автобус брали?

— Это третий. Помогаем нашим военным.

— Кузьмич, а почему с их водителем не встречаешься?

— То понятно. Дело скорбное, не для всяких глаз. Лишняя болтовня народу ни к чему.

Из морга санитар выкатил каталку. Мешков распахнул заднюю дверь УАЗа, где лежало тело Ломакина. В этот момент к моргу на корейском кроссовере приехал Штанько. Он подошел, посмотрел на убитого друга.

— Я за плечи. Кто за ноги? — спросил санитар, показывая, что один не справится с телом.

Штанько помог перегрузить убитого приятеля на каталку. Санитар увез тело. Штанько закурил. Мешков выждал, пока бывший друг выкурит половину сигареты и спросил:

— Заступ, ты ничего не хочешь сказать?

— Пусть земля Лому будет пухом. Похороните, как положено. Вот деньги. — Штанько протянул пачку купюр.

— И всё? — Мешков денег не взял, пытался смотреть в глаза бывшему другу, но тот отводил взгляд. — Кто убил Ломакина? Кто стрелял в Пашу Хвороста?

— Кроме Лома двухсотые на ферме есть?

— Во как! За Ильинскую ферму ты знаешь. Был там!

— И твой брат там был. Он тоже под подозрением?

— Разберемся. Стреляные гильзы на ферме есть. И кровь имеется. А в индюшатнике россыпь патронов. Может скажешь, шо еще там было?

Штанько докурил, примял окурок, указал на ПАЗ:

— Этот автобус на ферме был. Водителя Хворост признал. Светловолосый парень с усами подковой.

— Фамилия, имя?

— Хворост сказать не успел. Это всё.

Из двери морга высунулся санитар, окликнул Мешкова:

— Товарищ полицейский, надо бумаги оформить.

Майор выдернул деньги из руки Штанько и приказал:

— Завтра ко мне на допрос!

Глава 44

В этот вечер Михаил Штанько за Оксаной в банк не поехал. Заперся в доме и то и дело поглядывал в камеру домофона за калиткой: не явится ли за ним полиция?

В голове роились сомнения. Олег Мешков не стал его задерживать, вызвал на допрос завтра. Почему? Собирает улики. Или по старой дружбе дает возможность сбежать. Так или иначе Мешков может передумать и явиться для задержания в любой момент. На этот случай у опытного бойца продуман отход: через окно, в чужой двор, затем в переулок, где за помойкой спрятан автомобиль.

Во дворе раздался грохот разбитого стекла. Штанько метнулся к окну. Сработала его «сигнализация»: трехлитровая банка с водой ухнула со столба при открытии калитки. Обескураженная Оксана, пришедшая с работы, замерла перед осколками.

Михаил выбежал из дома и успокоил ее:

— Ребятня шуткует.

Он остался прибрать осколки и незаметно установил новую банку.

После ужина Оксана мыла посуду. Михаил принес деньги и пока думал, как признаться любимой женщине, она заметила его нервозность.

— Ты чего?

— Оксанка, возможно, я уеду.

— Куда?

— Туда, на войну.

— Зачем? Там опасно!

— Здесь для меня еще опаснее. Вот тебе деньги. Положи на карту и пользуйся.

Он выложил пачку денег на стол. Оксана вытерла руки, оценила банкноты, тревога в ее глазах усилилась.

— Откуда столько? Что ты наделал, Миша?

Врать Штанько не хотелось, но и сказать правду он не мог. Согласившись таскать оружие через границу, он вляпался по-крупному. Сам виноват, сам ответит! Женщина ни при чем, ей лучше не знать о его делах.

Оксана швырнула полотенце на деньги и вцепилась в Михаила:

— Расскажи! Не молчи! Мы вместе или порознь?

Она трясла его, ловила взгляд, он молчал. Ее огромные доверчивые глаза умоляли вернуть былое спокойствие даже за счет сладкой лжи. Он отводил взгляд. Оксана беспомощно ударила его кулачками в грудь и сама затряслась в рыданиях.

Михаил обнял женщину, погладил, усадил рядом с собой на диван.

— Ну шо ты, Оксанка. Угомонись, не надо мокроту разводить. Я тут, с тобой.

— А завтра?

Она вытянула шею, пытаясь заглянуть сквозь глаза в его душу. Он не выдержал, опустил взгляд. Заметил крестик на ее груди, его подарок. Порадовался: освятила, носит. Что бы не случилось, память о нем останется с ней навсегда.

Вдруг вспомнил, что раненый Хворост пытался говорить про этот крестик. За что-то извинялся. Михаил крепче обнял Оксану, поцеловал в гладкие волосы. Она затихла в его объятиях, прильнула, расслабилась. Свободной рукой он нашел в телефоне снимок крестика с бриллиантом из каталога. Сверился с лежащим на женской груди. Странно, немного другой.

— Когда ты уедешь? — спросила Оксана.

Вместо ответа он поцеловал ее в грудь, дал вольность рукам. Ей нравились прикосновения. Взаимная нежность продолжилась в постели.