Война и мир в глобальной деревне

Наверное, самое непосредственное, самое сильное воздействие наркотики оказывают на сексуальность, повышая ее с повседневного типового уровня до такого, в сравнении с которым и Д. Г. Лоуренс выглядит старомодным: «Когда мой муж впервые принял ЛСД, он сделался весьма чувственным, ему постоянно хотелось коснуться меня. Всякий раз, когда мы с ним совершаем трип или когда путешествуем с друзьями, я запасаюсь хорошим вином, зрелым сыром и

ароматными веществами, чтобы стимулировать наши ощущения на долгом пути».

Подборка статей в «Таймс» — типичный «зеркализм заднего вида». Она описывает наркотический пейзаж так, будто Де Куинси, По и Бодлер распространили свой декаданс на всю современную американскую жизнь. Факт в том, что «включение» происходит случайным образом, химически, и является событием электрического инжиниринга в ошеломляющем масштабе. Все отсталые страны в глобальной деревне столь же включены в электрическую среду, как и американский негр или тинейджеры западного мира. Старшее поколение письменных обществ «подключается» не очень-то легко, ведь их чувства затвердели в зрительной форме. Но до-образованные, полуобразованые и необразованные нашего общества не только «подключаются», но и выступают против старшего поколения и против механической культуры. Американский негр, который долгое время сосуществовал с данной письменной культурой, ощущает особенный гнев, когда «подключается», потому что видит причины своей деградации в технологии, от которой его хозяева ныне отказываются. Когда в пору бед и страданий Первой мировой войны электрическая эпоха начала ощущаться, мир негритянского джаза выплеснулся наружу и покорил белый мир. Джаз — негритянский продукт, потому что он теснее соотносится с речевыми ритмами, чем с любым печатным текстом на бумаге. Примитивное, тактильное искусство и кинетически заряженные ритмы в музыке и живописи суть нормальный образ жизни любого неграмотного общества. Теперь они становятся основным модусом новейшей технологии. Эта новая электрическая технология, как всякая инновация, служит зеркалом, в котором мы со все возрастающей ясностью видим старые технологии.

Статья в «Нью-Йорк таймс» за 11 января 1968 года называется «Многие современные студенты считают марихуану средством взросления». Одной из главных тем цикла из пяти статей о пользе и вреде наркотиков в США оказался выраженно племенной и коллективно-ориентированный характер потребителя наркотиков. Прием наркотиков, к которому сегодня подталкивает проникновение в информационную среду через внутренние трипы, сам по себе столь же всеобъемлющ, как и электрический мир.

Обитатель прежнего механического мира жил снами и мечтами, которые были для него способом контакта с «полным» миром. Весь XIX век в известном смысле завершился появлением кино и принятием утверждения, что мир снов лучше и богаче реальной жизни. Будничный мир не просто отвратителен — он фрагментирован и специализирован, и мечты о лучшей жизни отнимают значительную часть реальных времени и сил. Совсем наоборот с нашим электрическим временем. Это век вовлеченности и множества служебных сред, которые объединяют людей на многих уровнях. «Страшновато, что эти ребятишки набираются всего и отовсюду, — говорит молодой студент-медик из Йеля, изучающий воздействие наркотиков. — Я думал, это не слишком отличается от наших собственных развлечений,

но это действительно опасно». В самом деле именно охотное принятие новым поколением таких наркотиков, как метедрин, формирующий психологическую зависимость, маниакальное, иногда агрессивное поведение и усиливающуюся паранойю, привело к развалу коммуны хиппи Хайт-Эшбери в Сан-Франциско. По мнению ряда директоров колледжей, деканов и городских психиатров, чаще всего употребляют наркотики способные студенты, не участвующие в общественной жизни учебного заведения, зачастую с проблемами в семье и ощущающие себя чужаками.

Считать подобное развитие событий «одной из новомодных штучек» не менее абсурдно, чем воображать, что в мире бизнеса можно внедрять мощнейшие инновации, не испытывая на себе их последствий. «Последствия образов будут образами последствий». То есть психическое и социальное воздействие новых технологий и окружающей среды, возникающей в результате их внедрения, обратит вспять все характерные психические и социальные последствия былых технологий и их окружающей среды. Как замечает Берталанфи:

В несколько других терминах, алгоритмическая система становится вычислительной машиной, и напротив, каждая вычислительная машина есть воплощение некоего алгоритма. После введения соответствующих данных машина действует по заранее установленным правилам и постепенно выдает результаты, которых не мог предсказать отдельный разум с его ограниченными способностями.