Читаем Война и мир в глобальной деревне полностью

Когда герцог Веллингтон обронил, что битва при Ватерлоо была выиграна на игровых площадках Итона, он привлек внимание к роли спорта как своего рода оболочки или жизненной парадигмы общества. Игры суть в каком-то отношении мода, как и одежда, потому что они обеспечивают сенсорную жизнь общества через модели и имитацию. Для моделирования одной ситуации средствами другой, для превращения рабочего окружения в малую модель нужны способы восприятия, а контроль осуществляется через публичный ритуал. Аудитория как участник необходима для большинства игр. Величайшее соревнование в мире, в котором участвуют только игроки, не носит игрового характера вообще. Зрители исполняют роль шаблона среды, а игроки разыгрывают метафорический архетип более широкой ситуации. Это форма анти-среды, которая обсуждалась ранее как необходимая для любой культуры, ищущей способы избежать полного сомнамбулизма.

Таковой сомнамбулизм несомненно был присущ и племенному человеку. Племенные народы долгое время называли «людьми сна», именно потому, что они замкнуты в коллективной осведомленности и всячески избегают анти-сред. Чарльз Ф. Хокетт и Роберт Эшер в книге «Культура: адаптационное измерение человека» сделали ценные выводы об игре в примитивных обществах:


Развитие открытой, по большей части традиционно передаваемой, вокально-аудиальной коммуникативной системы означает, что вербальная игра добавляется к драке, сексуальной игре и ко всем другим категориям игры. Но это, в свою очередь, означает, что ситуации обсуждаются, когда их не существует, — то есть, налицо смещение восприятия. Рассуждать о предметах и явлениях вне поля зрения, в прошлом или будущем, все равно что ходить с оружием, когда в нем нет насущной необходимости. Каждая из этих привычек поддерживает другую.


Напротив, доктор Эрик Берн в «Играх, в которые играют люди», утверждает:


Однако предметом нашего исследования являются бессознательные игры, в которые играют неискушенные люди. Не отдавая себе в этом отчета, они порождают в процессе игры двойные трансакции. Именно такие игры во всем мире образуют важнейший аспект общественных взаимоотношений.


Когда у Моцарта спросили, какая музыка ему нравится, он ответил: «Никакая».

Моцарт не был потребителем. Художникам не нравится искусство. Они его творят



В «Человеке играющем» Йохан Хейзинга пристально исследует куда более значимую для нас территорию, нежели Берн, а именно, изучает созидательную роль игры на всех уровнях искусства и общества. Хейзинга рассматривает эту тему через процессы и структуры диалога, системы политических партий, взаимоотношения художников с творческими материалами и публикой, а также через различные виды спорта.

Игры связаны и с новыми технологиями по форме одежды. Радио и бейсбол хорошо сочетались, но телевидение убило бейсбол и выдвинуло на первый план американский футбол и хоккей. Бейсбол несовместим с позицией телезрителя, со степенью и тактильной глубиной его участия. Бейсбол настаивает на внимательном слежении за временем. Английский крикет для телеэкрана интересен ничуть не более, поскольку матчи проводятся крайне редко. Футбол, однако, получил огромное признание благодаря телевидению, и не по воле зрителя. Вся культура ощутила перемены в сенсорике и векторе телесного контакта, воскресившего футбол. Игры серферов, водные лыжи и горные лыжи — пленительные примеры нового стремления к изучению динамического контура, в котором участник находится в центре захватывающего окружения, почти погружен в него, а не просто видим другим. Можно с уверенностью предсказать, что цветное телевидение заведет еще дальше в этом направлении, ибо существует грандиозное различие между цветным телевидением и чернобелым.

Хейзинга в «Человеке играющем» исследует чрезвычайно важную роль игры как вовлечения наших чувств в спорный диалог, использует понятие «игра» в том смысле, в каком мы говорим об «игре» в колесо, об «игре» эмоций или впечатлений. Отсутствие этого вида игры и отсутствие гибкости выносит нас из мира предпринимательства в мир бюрократии. Мир игры обязательно есть мир неточности и постоянного изучения, тогда как бюрократ и систематизатор готов работать только с известными выводами. Джойс касается этой темы в своих игривых «Поминках по Финнегану»:


Все наши приятели в «О΄Ди» мудрецы с Аратаром Каламаном, он цементный блок, первый самец! Более чем не обычно трезвый водитель, который двухколесно поливал его бродяга, Джинджер Джейн, серьезно разглядывал. Лори поливал ее, когда говорил и вот что он сказал переписчикам: Айевейкер — просто розовое заведение реформаторов в частной жизни, но у всех парней он есть по брегемонтским законам у него парламентские награды... Mon foie, ты хотел бы съесть немного омлета, да, дамочка! Хорошо, печенка моя! Твое яйцо он должен сам разбить. Глянь, я

«Я  изменю  твой  грубый  смертный  прах:

Как  эльф,  витать  ты  будешь  в  облаках».



Перейти на страницу:

Все книги серии Philosophy

Софист
Софист

«Софист», как и «Парменид», — диалоги, в которых Платон раскрывает сущность своей философии, тему идеи. Ощутимо меняется само изложение Платоном своей мысли. На место мифа с его образной многозначительностью приходит терминологически отточенное и строго понятийное изложение. Неизменным остается тот интеллектуальный каркас платонизма, обозначенный уже и в «Пире», и в «Федре». Неизменна и проблематика, лежащая в поле зрения Платона, ее можно ощутить в самих названиях диалогов «Софист» и «Парменид» — в них, конечно, ухвачено самое главное из идейных течений доплатоновской философии, питающих платонизм, и сделавших платоновский синтез таким четким как бы упругим и выпуклым. И софисты в их пафосе «всеразъедающего» мышления в теме отношения, поглощающего и растворяющего бытие, и Парменид в его теме бытия, отрицающего отношение, — в высшем смысле слова характерны и цельны.

Платон

Философия / Образование и наука
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука

Похожие книги

Афоризмы житейской мудрости
Афоризмы житейской мудрости

Немецкий философ Артур Шопенгауэр – мизантроп, один из самых известных мыслителей иррационализма; денди, увлекался мистикой, идеями Востока, философией своего соотечественника и предшественника Иммануила Канта; восхищался древними стоиками и критиковал всех своих современников; называл существующий мир «наихудшим из возможных миров», за что получил прозвище «философа пессимизма».«Понятие житейской мудрости означает здесь искусство провести свою жизнь возможно приятнее и счастливее: это будет, следовательно, наставление в счастливом существовании. Возникает вопрос, соответствует ли человеческая жизнь понятию о таком существовании; моя философия, как известно, отвечает на этот вопрос отрицательно, следовательно, приводимые здесь рассуждения основаны до известной степени на компромиссе. Я могу припомнить только одно сочинение, написанное с подобной же целью, как предлагаемые афоризмы, а именно поучительную книгу Кардано «О пользе, какую можно извлечь из несчастий». Впрочем, мудрецы всех времен постоянно говорили одно и то же, а глупцы, всегда составлявшие большинство, постоянно одно и то же делали – как раз противоположное; так будет продолжаться и впредь…»(А. Шопенгауэр)

Артур Шопенгауэр

Философия
Прочь от реальности: Исследования по философии текста
Прочь от реальности: Исследования по философии текста

Книга русского философа, автора книг «Винни Пух и философия обыденного языка», «Морфология реальности», «Словарь культуры XX века: Ключевые понятия и тексты», посвящена междисциплинарному исследованию того, как реальное в нашей жизни соотносится с воображаемым. Автор анализирует здесь такие понятия, как текст, сюжет, реальность, реализм, травма, психоз, шизофрения. Трудно сказать, по какой специальности написана эта книга: в ней затрагиваются такие сферы, как аналитическая философия, логическая семантика, психоанализ, клиническая характерология и психиатрия, структурная поэтика, теоретическая лингвистика, семиотика, теория речевых актов. Книга является фундаментальным и во многом революционным исследованием и в то же время увлекательным интеллектуальным чтением.

Вадим Петрович Руднев , Вадим Руднев

Философия / Образование и наука