Воины снегов

Всего этого Кирилл, конечно, не видел. Зато сообразил на бегу, что второго залпа не будет: служилые расстаются с ружьями, берутся за сабли, топоры и копья — у кого что есть. Последняя мысль, мелькнувшая перед тем, как учёный вообще перестал думать, оказалась отнюдь не философской: «Который из них — мой?»

Никакого строя, никаких команд — каждый сам за себя.

Кирилл успел заколоть двоих прежде, чем его стиснули — свои и враги — так, что действовать копьём стало невозможно. Не колеблясь ни секунды, он расстался с громоздким оружием и выдернул из чехла тесак. Тяжёлый когда-то клинок сейчас показался невесомым.

И — косой рубящий сверху.

Под шапкой у казака шлема не было...

Служилые дрались с яростью обречённых, с лихвой компенсирующей недостаток фехтовальных навыков. Только их становилось всё меньше и меньше, а таучинов — наоборот.

Кирилл, оглушённый яростью, оглянулся в поисках новой жертвы. И не нашёл её: все оставшиеся в живых служилые и икуты были заняты — в одиночку или вдвоём-троём они отбивались от озверевших таучинов. Последних было гораздо больше. Кровавая пелена в глазах стремительно рассеивалась, Кирилл увидел знакомые фигуры и понял, что подошли люди Чаяка.

Никакой засады, конечно, не получилось, а вышло нечто похожее на фланговый обход (или как оно там называется?). В общем, эта группа вступила в игру, когда союзники русских уже удирали вовсю. Не удостоив вниманием бегущих мавчувенов, люди Чаяка кинулись туда, где кипел бой. Сами того не желая, они оказались в тылу у служилых, отрезав им путь отступления к импровизированному «вагенбургу».

Оттуда — из-за нарт, заваленных барахлом — летели стрелы, но расстояние было слишком велико, и особого вреда они никому не причиняли. Народу там находилось вроде бы не много — человек, наверное, десять. Кириллу показалось, что среди прочих за баррикадой мелькнула и знакомая шапка атамана. «Они так и будут там сидеть?! А ведь если бы к ним пробились оставшиеся, могли бы и спастись — вести осаду, штурмовать укрепления таучины не умеют. Их последний шанс — вылазка на выручку не добитым ещё своим. Сообразят?»

Служилые начали перебираться через заграждение даже раньше, чем он успел додумать свою мысль до конца.

— Сзади!! — заорал Кирилл. — Смотрите!! Они идут!!!

Выхватив из рук мёртвого казака копьё-рогатину со стальным наконечником, он кинулся было вперёд — навстречу далёкому ещё врагу. Но конечно, не добежал — завяз в драке со служилым, а потом с двумя икутами сразу. Затем пришлось помогать раненому таучину, которого казак едва не зарубил бердышом...

Только что русских просто добивали, пользуясь численным превосходством, и вдруг силы почти сравнялись. Как такое могло произойти?! Да очень просто: большинство таучинов, как и Кирилл, кинулось навстречу новому врагу. Никто ж не указал, кому конкретно встречать тех, а кому остаться драться с этими. Да и какое командование в рукопашной?!

Чудес не бывает — в массовой драке те, кто оказался в самой гуще, почти никогда не остаются невредимыми. То ли он сделал ошибку, то ли просто сработала статистика — в конце концов Кирилл получил удар чем-то в спину, а потом по голове, кое-как защищённой шлемом из костяных пластин. И полетел лицом в истоптанный снег...

Он понял, что жив, и, спустя тысячу лет, кое-как сел, подпирая непослушное тело руками. Сел и увидел, что народу кругом полно, но на ногах — никого. Мир вокруг помутнел, раздвоился и с болезненным скрипом поехал в сторону. Криков: «Вон Кирь! Я нашёл его! Вон он!!!» Кирилл не услышал, потому что опять потерял сознание.

Когда он очнулся в следующий раз, то сразу же чуть не погиб, захлебнувшись собственной рвотой. Его успели спасти — чьи-то заботливые руки перевернули, поддержали тело и голову.

Когда приступ миновал, в мозгу немного прояснилось, и Кирилл понял, что окружающие люди — свои, таучины — чего-то от него хотят, о чём-то упорно спрашивают.

— Встать помогите! — прохрипел учёный. — Что тут такое?

Кирилла поставили на ноги, поддерживая со всех сторон. Неимоверным усилием воли он сфокусировал зрение — чтобы увидеть, чтобы понять.

Перед ним была лёгкая беговая нарта, запряжённая одним оленем, правда, очень крупным. Олень был мёртв и лежал на снегу, откинув назад рогатую голову. А на нарте боком лежал большой толстый человек, одетый в железные латы поверх зимней одежды. Кроме панциря, на нём были поножи, наручи и ещё какие-то приспособления. Шлем на голове отсутствовал, и пропитанные кровью волосы образовали безобразный колтун. Вместо правого глаза у лежащего была кровавая дыра. Левый глаз смотрел на Кирилла. Он моргал, из него текли слёзы.

— Что делать с ним, друг? — спросил Чаяк. — Давай подождём, пока ты окрепнешь!

— Не надо, — выдавил из себя Кирилл. — Не надо. Убейте сами. Только без пыток — я так хо...

Сознание вновь отключилось — у Кирилла было сильнейшее сотрясение мозга.