Вокруг света без виз

Во время своих путешествий я неоднократно ночевал не только в православных монастырях, но и у буддистов, католиков, протестантов, мормонов, сикхов, мусульман… Иногда встречал ограничения. Но они касались не всего монастыря, а лишь каких-то особо священных мест, куда иноверцам вход может быть закрыт. Сами же монастыри обычно открыты для всех.

Более жесткое ограничение касается разделения не по религиозному, а по половому признаку. Помню, когда я с Михалисом Овчинниковым и сразу с двумя своими дочерьми путешествовал по Синаю, в монастыре Святой Екатерины оставили на ночь только мужскую часть нашей группы. Моих дочерей даже внутрь обители не пустили (женщинам туда вход запрещен). Правда, и на улице им ночевать не пришлось. По соседству с монастырем, но за его стенами — специально на такой случай — построили гостиницу для женщин.

Интересно, а как здесь? Монастырь Святой Феклы — женский. С Сашей проблем быть не должно. А нас с Олегом здесь примут? Сейчас и узнаем. Монахиня попросила нас подождать, пока только что вернувшаяся с уборки оливок настоятельница (в христианских монастырях все в меру своих сил должны работать) умоется после работы и сможет нас принять.

А пока у нас было время немного оглядеться. Внутренний монастырский двор с трех сторон окружен двухэтажными зданиями (по высоте как обычные три этажа), а с четвертой — скала. На ней отделанная мрамором лестница.

За лестницей начинаются вырубленные в камне и отлитые из цемента ступени, ведущие к пещере Святой Феклы. На двери пещеры висит табличка: «Вход — свободный, но фотографировать внутри запрещено». За порядком следит удобно пристроившаяся в углу монашка. Пещера маленькая, освещенная лишь установленными на маленьком алтаре лампадками и свечками.

Когда мы вернулись назад в монастырский двор, вскоре появилась и настоятельница. Окинув нас троих внимательным взглядом, она спросила:

— Вы — семья?

Мы на Востоке всегда и везде представлялись близкими родственниками. Но в святом месте язык не поворачивался произнести даже такую невинную ложь. Пришлось честно признаться, что мы — друзья. Настоятельница, казалось, ничуть не удивилась.

— Спать вам придется в разных комнатах. Давайте паспорта.

Паспорта здесь берут в залог. Настоятельница бросила их через узкую щель в большой ящик, стоящий на монастырском дворе. Та же самая монашка, которая привела нас от ворот, пошла показывать покои.

Гостиницей оказалось здание в торце центрального двора — слева от главного входа, прямо напротив скалы с пещерой. Так как монастырь построен на склоне, мы попали не на первый, а сразу на третий этаж четырехэтажной гостиницы. Внутри были самые обычные комнаты: два окна, четыре кровати. Стены белые — как в больнице, без украшений, картинок или надписей, на подоконнике — маленькая иконка и свечка с коробком спичек. Удобства общие — в конце длинного коридора, в который выходили двери других точно таких же комнат. Но в ту ночь все они пустовали. Мы были единственными постояльцами монастырской гостиницы.

Показав комнаты, монашка удалилась, тщательно закрыв за собой массивную железную дверь. Вплоть до утренней службы мы будем отрезаны от монастыря. На ночь монастырь закрывается и превращается в крепость. Войти в него нельзя не только через центральный вход, но и из монастырской гостиницы. Это, конечно, правильно. Но а если в гостинице вспыхнет пожар? В окно прыгать? Оказалось, все рассчитано.

Монастырская гостиница построена так, что днем в нее можно попасть только изнутри, через монастырский двор. А ночью, когда монастырь закрывается, наоборот, открывают наружную дверь. Паломники в случае необходимости могут свободно выходить в город и возвращаться назад, когда заблагорассудится.

Из окон гостиницы была видна раскинувшаяся на склонах живописного ущелья деревня Маалюля. В темноте можно было разглядеть только редкие уличные фонари и свет в окнах, да контуры одно-двухэтажных домов.

Во времена Христа тремя официальными языками были латинский, греческий и еврейский. Но в обиходе пользовались и арамейским языком. Именно на этом языке проповедовал Спаситель. Этот язык, на котором говорили не только в Палестине, но также в Сирии и Месопотамии, получил название от Арама, пятого сына Сима. Древнееврейский язык Ветхого Завета был разговорным до 586 года до н. э., когда жителей Иудеи угнали в плен. Когда же два колена вернулись из вавилонского пленения после пятидесяти лет изгнания, они перешли на новый язык — арамейский, в котором было много еврейских слов.

Во времена Христа арамейский был общеупотребительным, а древнееврейский уже тогда превратился в мертвый язык. Его изучали раввины. Но и богослужение в синагогах велось уже на арамейском языке. И на нем же до сих пор продолжают говорить в Маалюле.