Волчья ночь

— А ну пошла отсюда! — это отец вышел во двор и, увидев, происходящее, бросился на женщину. — Пошла-пошла! Ишь, смертница, нашла того, кто слаб, и решила использовать? Что, мало крови нашей вы выпили, изверги? Мало жизней унесли? Пошла вон и чтобы духу твоего здесь не было, а не то… быстро на вилы поднимем! Вон!

Она отшатнулась. Отпустила руки Питера и… оскалилась, глядя прямо в лицо его отцу. Глаза ее, всего мгновение назад бывшие бесцветными, вдруг окрасились в насыщенный желтый цвет. А зубы… Питер никогда в жизни не видел ничего подобного — это были настоящие звериные клыки.

— Что это ты вытворяешь?! — отец уже не смотрел на нее, а отвесил Питеру подзатыльник. — Совсем разума лишился с нечистой заговаривать. А ну, живо, в дом. И сегодня сидишь под замком.

Женщина зарычала, как рычат звери, загнанные в ловушку, напружинилась вся, точно бы готовилась к прыжку.

— Пошла отсюда! — отец снова обратил на нее свой взгляд, в руках его каким-то чудом вдруг появился тяжелый дрын. — А то сейчас как перетяну по хребту, мало не покажется.

Она отшатнулась на середину дороги, глянула в последний раз на отца, а затем перевела взгляд уже на самого Питера. Они смотрели в глаза друг другу всего несколько мгновений, но этого хватило, чтобы у мальчишки внутри все перевернулось.

В этот день в поле его не взяли. Отец пинками загнал непослушного отпрыска в дом и лично запер его на чердаке, ничего не объясняя. Правда, он не знал, что Питер давно уж наловчился сбегать по крыше.

Когда улица опустела — мужчины отправились в поле, а женщины, разбрелись по хозяйственным делам — Питер покинул чердак. Он точно знал, что незнакомка не могла уйти далеко — не в том состоянии она была.

Прокравшись в дом и стащив кусок хлеба и вареного сала, он, прячась от всех и каждого, крался по кровавым следам.

Она остановилась в подлеске — дальше просто не смогла идти. Упала на пожухлую траву и так и осталась лежать там. Питер приблизился осторожно. Он боялся, очень боялся, что она уже умерла. Присел подле нее на корточки и протянул трясущуюся руку, чтобы прикоснуться к плечу.

Рык раздался неожиданно, и это так напугало Питера, что он отшатнулся и упал на спину.

— Что? — женщина подняла голову и за седыми космами сверкнули яркие глаза. — Вернулся, чтобы добить?

— Н-нет, — испугано затряс головой мальчишка. — Нет, вот, — и он протянул ей тряпицу, в которую завернул еще дома хлеб и сало.

Она потянула воздух носом и осклабилась. Снова выпустила клыки.

— Задабриваешь?

— Я… я… просто… простите… — он не знал, что сказать. Его не учили состраданию, в их среде жалость приравнивалась к скудоумию. Или ты — или тебя. Помогать ближнему было не принято и любой, кто увидел бы сейчас Питера или узнал бы о его поступке, просто посмеялся бы над дурачком. Но и по-другому Питер поступить не мог.

Осторожно положил тряпицу с угощением на траву и неуклюже поднялся. Отряхнул штаны от налипшего на него сора.

— Простите, — еще раз произнес он, отводя глаза. — Но вам лучше уйти отсюда. Здесь вам никто не поможет.

Проговорив все это, заглатывая слова, он развернулся и медленно побрел к деревне.

— Я запомню, что ты сделал, — прилетело ему вслед, но слова были настолько тихи, что Питер решил, будто ему почудилось.

Она и правда запомнила. Той же ночью явилась к ним в дом. Уже не такая измученная — одним ударом вышибла дверь. Успела схватить Питера за шкирку и вытащить во двор.

— Беги, — приказала ему. В ночной темноте глаза ее горели ярким огнем. — Беги так быстро, как только сумеешь и никогда сюда не возвращайся. Ты был добр ко мне, и я возвращаю тебе добро. Они идут.

И Питер послушался. Он не знал почему, не мог думать в тот момент, но побежал. По улице к лесу, потом к реке. Бежал так быстро, как только мог, сбивая в кровь босые ноги, падая и поднимаясь снова и снова.

Она все же обманула — форы оказалось недостаточно. Уже приближаясь к реке, Питер услышал вой — его догоняли.

Сил на то, чтобы бежать еще быстрее уже почти не оставалось, а впереди показался просвет. Ноги подгибались, и каждый следующий шаг давался неимоверным трудом, в боку кололо, а пот заливал глаза. Питер чувствовал, что еще немного, и он просто упадет, рухнет, как подкошенный и уже не сможет подняться. Шум преследования становился все ближе. Низкое рычание раздавалось за плечом, а дыхание догоняющих его тварей шевелило волосы на затылке. Или это страх играл с ним дурные шутки?

Питер понимал, что живым ему не выбраться. Просто не хватит сил.

Он выбежал на высокий обрыв, поросший пожухлой травой. Впереди — пустота и темная лента реки где-то далеко внизу, позади — стоящий стеной лес и преследователи.

Он обернулся, движимый несвойственным ему желанием встретить смерть лицом к лицу. Его учили покорно принимать удары судьбы и не бояться смерти. Она всегда стояла за плечом каждого из тех, с кем он жил бок о бок. Бедняки, вынужденные тяжело работать от заката до рассвета, чтобы не умереть с голоду, прекрасно знали, что такое безнадежность.