Он говорил со знанием дела. С началом девятнадцатого века организация политических убийств стала широко использоваться всеми силами – от анархистов до либералов. При почти всеобщей доступности оружия и несовершенстве способов охраны мишенью террористов мог стать деятель любого ранга и в какой угодно стране Старого и Нового Света. Одним из первых пал в 1806 году император Гаити Дессалин. Европа не отставала – на территории Германии дело Шарлотты Корде продолжили студент-либерал Занд, застреливший известного консервативного писателя фон Коцебу, и аптекарь Ленинг, который убил нассауского министра Иберя. Любопытно, что два этих громких убийства, направленные на разрушение монархической диктатуры, в итоге только укрепили германский авторитаризм, поскольку ловкий Меттерних использовал их как повод для усиления германской реакции. В тридцатые годы активность европейских террористов ненадолго ослабла, однако с возникновением новой революционной ситуации она опять стала набирать обороты.
– То ли еще будет, герр Ранке! – с убежденностью Кассандры проговорила Анита. – Помяните мои слова: пик моды на политический терроризм еще впереди.
– Хотел бы я, чтобы ваше пророчество не сбылось, мадам.
Ночь прошла под знаком бессонницы. Анита то и дело отрывала голову от подушки, вздрагивая от шорохов за дверью и казавшихся подозрительными звуков, которые доносились из-за гостиничного окна. Максимов полночи бодрствовал вместе с ней, поминутно хватаясь за лежавший на туалетном столике пистолет. Но к утру сон взял свое, и Алекс, закутавшись в одеяло, безмятежно захрапел.
Анита промучилась до зари. Придя к выводу, что уснуть все равно не удастся, она, как была, в ночной сорочке, встала с кровати, забралась в кресло, зажгла тонкую, мерцавшую, словно лучина, свечу и взялась за «Клариссу Гарлоу». Лишь столь сильнодействующему средству оказалось по силам сморить ее. Когда рассвет уже вовсю просачивался сквозь шторы, она выронила книгу и погрузилась в зыбкую беспокойную дрему, из которой ее выдернул вопль Макси-мова:
– Mon Dieu! Нелли, мы опоздали!
Анита от неожиданности подскочила, книга соскользнула с колен на пол. Догоравшая свеча покачнулась, и вялое пламя погасло, превратившись в сизоватую струйку дыма. Максимов лихорадочно одевался. Анита потерла пальцами слезящиеся глаза и посмотрела на настенные часы, которые показывали половину двенадцатого.
– Уймись, Алекс! Они стоят.
– Стоят? – Максимов, натягивавший на плечи рубаху, спросонья замотал головой. – Сколько же сейчас времени?
Собравшись с мыслями, он засунул руку под подушку, вытащил свой верный хронометр, сфокусировал рассеянный взор на стрелках.
– Тьфу, черт! Еще нет и десяти… Бой Хаффмана с Клозе начинается в двенадцать.
– Успеем, – зевнула Анита и, не вставая с кресла, с наслаждением потянулась.
Максимов отдернул штору. Чахлое зимнее утро проникло в номер, свет, паточный, почти ощутимый на ощупь, растекся по стенам. Анита позвала Веронику и, подойдя к зеркалу, стала, по обыкновению, всматриваться в свое отражение. Нельзя сказать, чтобы оно ее устроило: набрякшие синеватые веки, бугорки под сонными глазами, тени на щеках. М-да. Бессонная ночь – не самое удачное косметическое средство.
Хорошо, что все это поправимо. Пока одолеваемая дремой Вероника расчесывала госпоже волосы, Анита занялась своими привычными упражнениями: вскинула голову, несколько раз энергично взмахнула ресницами, улыбнулась. Эти нехитрые действия преобразили ее не только внешне, но и внутренне – леность и истома ушли из тела, мысли сделались ясными. Анита подняла правую руку и сжала ее в кулак. Попадись сейчас мадемуазель Бланшар, ей бы не поздоровилось.
Максимов тем временем успел одеться и наскоро совершить процедуру бритья. Время приближалось к одиннадцати.
– Нелли, ты не передумала?
Анита помедлила с ответом. Наблюдать за тем, как один джентльмен под восторженный вой публики лупит другого – что может быть омерзительнее? С другой стороны, она ни за что не согласилась бы остаться в гостинице. Хватит вчерашних злоключений.
– Алекс, а не сходить ли нам в театр? Я слышала, манера игры немецких актеров весьма оригинальна…
Максимов фыркнул так громко и презрительно, что она поняла: на фоне предстоящей кулачной драки театр кажется ему чем-то мелким и недостойным внимания.
– Поторопись, Нелли, уже четверть двенадцатого!
В гимнастический клуб, который стал в эти дни ареной боксерских поединков именитого Хаффмана против местных мастеров, они прибыли вовремя. Просторный зал клуба был переполнен. Витавший в воздухе запах мужского пота, который, очевидно, навеки въелся в атмосферу этого спортивного заведения, заставил Аниту поморщиться.