Волчий камень

– Восстановить события было нетрудно, – говорила Анита, не обращая внимания на то, что творилось с ее оппонентом. – Не знаю, чья была идея, ваша или Томаса, но действовали вы заодно. Когда Томас узнал, что мы собираемся тайно посетить замок, он рассказал об этом вам. Возможно, именно ему пришла в голову мысль воспользоваться случаем и завладеть деньгами Либиха. Почему я так думаю? Потому что вы, в силу своей профессии, своих убеждений и просто в силу возраста, лишены способности придумать что-либо оригинальное. Вы относитесь к фантазии с пренебрежением, ругаете ее – как только что сделали в отношении меня. Но, между прочим, великие преступления совершаются как раз потому, что у их авторов хорошо развито воображение. Они привыкли мыслить смело и необычно. Скажите откровенно: вам никогда бы не пришел в голову бесподобный план, придуманный Томасом?

– Не понимаю, о чем вы говорите, – выдавил Ранке.

Щеки его налились краснотой, словно спелые яблоки.

– Все вы понимаете! Вы же не станете запираться, как Хаффман, – у вас для этого не хватит хладнокровия. И сочинить на ходу оправдание, как мадемуазель Бланшар, вы тоже не сумеете – из-за отсутствия все того же пресловутого воображения. Лучшее, что вам остается, это говорить правду. Или, по крайней мере, не возражать, когда я буду излагать ее вместо вас.

– Анна, отвлекаешься, – сделал замечание бдительный Максимов.

– Алекс, не сбивай меня! Разве не видишь, что я провожу с господином Ранке воспитательную беседу? Ты знаешь, за неполные две недели я успела проникнуться к нему симпатией, и мне очень не хотелось верить в то, что он позарился на эти несчастные полтора миллиона. Я убеждала себя, что его вранью и странному поведению найдутся какие-то другие причины. И я искала их до тех пор, пока сегодня утром мы не выехали из Берлина. Ты заговорил о конституции, об обмане… а я вспомнила лицо герра Ранке, когда он в беседке королевского парка говорил нам о своей скорой отставке. Разумеется, имея за душой такие деньги, можно не беспокоиться о будущем…

– Да! – выкрикнул Ранке, выйдя из терпения. – Да, я позарился на эти деньги! А что? Вы скажете, что, оставшись в руках революционеров, они принесли бы больше пользы? Вы же сами намеревались их присвоить!

– Вы будете смеяться, – сказала Анита серьезно, – но мы собирались отдать эти деньги вам. То есть берлинской полиции.

– Неправда! Вы обвиняли меня во лжи, а теперь лжете сами. Если бы вы и ваш покойный приятель, кто бы он ни был, действовали в интересах прусского государства, вы не полезли бы на свой страх и риск в этот чертов замок, а обратились бы в полицию. Я не прав?

Максимову подумалось, что Аните трудно будет парировать этот вопрос. Но она, не колеблясь, ответила:

– Мы – подданные другого государства и вольны поступать по своему усмотрению. Что касается отстаивания интересов Пруссии, то не за это ли благодарил нас вчера его величество Фридрих Вильгельм Четвертый?

– Он благодарил не только вас. – Струи влаги заливали Ранке лицо, он вытер лоб рукавом. – Я тоже удостоился похвалы за служение отечеству.

– Король поторопился. Он ничего не знал про саквояж.

Ранке издал долгий, стонущий выдох. В руках у него появилась связка ключей. Он подошел к несгораемому шкафу, прыгающими пальцами отпер два замка, приоткрыл дверцу и вынул саквояж. Поставил его поверх разбросанных на столе бумаг.

– Вот он. Деньги в нем, все полтора миллиона.

– А как же Томас?

– Мы договорились встретиться завтра.

– Видишь, Алекс! – сказала Анита. – Полиция роет землю в поисках этой сумки, а она лежит себе в полицейском участке. Бывает же такое!

– Бывает, – произнес Максимов меланхолично. – Только я не совсем понял, как он здесь оказался.

– Попроси герра Ранке, пусть расскажет.

– Вы уже почти все рассказали, – глухо проговорил Ранке (его спина сгорбилась, за несколько последних минут он постарел лет на десять). – Мы условились с Томасом… Он расписал все как по нотам: ему были известны и ваши планы, и планы этой французской авантюристки. Я должен был проникнуть в замок вслед за вами и появиться в решающий момент. Предполагалось, что мое появление вызовет сумятицу, начнется перестрелка между вами и мятежниками…

– И чем больше людей погибнет в этой перестрелке, тем лучше, так? Если бы, к несчастью, кто-то остался в живых, вы с Томасом довершили бы расправу, забрали саквояж и без помех удалились восвояси.

– Я не настолько кровожаден, мадам, – с горькой обидой произнес Ранке, положив ладони на саквояж. – Просто под шумок Томас должен был исчезнуть вместе с деньгами. Что он и сделал.

– Благодарите мадемуазель. Кабы не ее прыть, скрыться ему было бы трудновато. Но, вообще-то, вы с ним – молодцы, действовали уверенно и, не побоюсь этого слова, артистично. А вы не опасались, что Томас, покинув замок, попросту растворится в пространстве?

– Он мой племянник, – вздохнул Ранке. – Вчера после приема у короля я получил от него записку. Саквояж был спрятан в условленном месте, вечером я забрал его и принес сюда.

– Мудрое решение. Надежнее тайника не придумаешь.

Ранке рывком раскрыл саквояж.