Она нервным жестом обводит помещение. За последние десять минут набежало с дюжину человек. Никто не говорит мне ни слова, но добродушием лица не отличаются.
Пенсия? Налоги?
Зачем стольким людям надо на почту в XXI веке?
Работница покашливает, привлекая моё внимание, и вопросительно изгибает подкрашенную бровь.
Чёрные брови, красные губы. Красные ногти. Ради свидания она, что ли, так наштукатурилась?
Внутри меня зарождается чувство неловкости, неуместности — что я мешаю людям, занимаю их время, — но неловкость тут же сменяет удивление: неужели какой-то мужчина считает эту почтовичку достаточно красивой и молодой для романтики и всего такого?
Она же старая. Она нереально старая.
— Раствор этановой кислоты, — решение медленно, тяжело всплывает с глубоководья памяти. — Пропитать. Промокнуть салфетками. Прогладить утюгом.
Женщина моргает. В глазах за треугольными очками проступает немая, бессильная злость.
— И сколько этого ждать? До утра? До лета?
Я смотрю на часы. 6:22. На работницу.
Во сколько у неё свидание? В 19:00? В 20:00? Почтовичка отпросилась, чтобы уйти пораньше, или побежит сразу после закрытия отделения? Или неведомый мужик сам зайдёт за ней?
На меня-то чего злиться?
— Там статья про мою маму. Она пропала…
В эту секунду я себя ненавижу, но лицо работницы расслабляется, и мелькает не то жалость, не то сочувствие. Женщина натужно вбирает губами воздух и копипастит мой рецепт в трубку. Слушает ответ.
— Спрашивают, какая ещё «этановая кислота».
Я открываю рот… и со стыдом понимаю, что не знаю. Точнее, знаю, но забыл. Потерял в том склепе разума, где мумифицируются неиспользуемые знания, воспоминания и мечты.
Щёки горят, под мышками намокает. Я судорожно лезу в телефон, в поиск.
— Уксус! Обычный уксус.
Работница эхом повторяет «Уксус. Обычный уксус» в трубку, достаёт сумочку, из сумочки — салфетку и стирает с губ помаду — одним отточенным, жестоким движением.
Господи, как стыдно. Как неловко, как гадко, как…
Скажи. Скажи, чтобы она бежала на своё свидание, чтобы не уничтожала зря эту хрупкую, искусственную красоту. Её и так слишком мало осталось. Её всегда мало, её всегда не поймать.
Я открываю рот, но прежде, чем слова стыкуются в правильную фразу, почтовичка сообщает вердикт:
— Они пошли за твоим уксусом. Пропусти пока очередь. — И, посмотрев за моё плечо, женщина кричит в толпу: — Номер Б53!
— Pronto, — раздаётся в динамике чистый, холодный голос Дианы. Она отвечает так быстро и неожиданно, что на секунды две я теряюсь, замираю посреди пешеходного перехода.
Э-э-м-м…
Когда Леонидас вернул мобильный, я долго набирался смелости, чтобы посмотреть смс-советы Дианы в духе «сдохни, сука, сдохни». К удивлению, вместо многостопного мата обнаружились лаконичные «как знаешь» и «ладно».
Что я сделал в ответ? Нет, не перезвонил и не написал ни слова. Обиделся. Как тупая маленькая девочка. Не знаю, что больше поразило — та лёгкость, с которой Диана согласилась «оставить в покое», или равнодушный тон этого «ладно», но лицо моё собралось в гордую маску «сама как знаешь», а пальцы закрыли смс-чат.
И вот Артур Александрович позвонил. Вечером, спустя черти сколько часов.
Лучше поздно чем никогда.
Лучше квадрат, чем круг.
Лучше…
— Чел? Ты решил в отместку молчать?
— Сорян. Нет. Нет! Я… я…
Меня оглушает клаксон, и я осознаю себя на пешеходном переходе. Справа бьёт яркий-яркий свет, под ногами вибрирует асфальт.
— Тут экскурсия была, а потом… — Я перебегаю на тротуар, и резкие движения отдаются глухой болью в порезе. — Ух-х… потом…
— Потом у тебя отняли телефон два кабачка?
Судя по звукам, Диана куда-то спешит и слегка задыхается, но в остальном говорит спокойно. Как психиатр с сорокалетним стажем. Спокойно и равнодушно — и это… разочаровывает? Напрягает?
Раздражает.
Почему меня так раздражает подобная невозмутимость? Потому что вчера от неё не было и следа?
— Я улавливаю в твоём голосе сарказм, но примерно так и случилось. За исключением кабачков.
— Патесон и брокколи?
— Погоди… Есть кое-чё, чё я должен сказать… показать…
— Чел, я занята, — сухо отвечает Диана.
— Ну, ты скажи адрес?..
— Пересечение Проспекта Херни и Аллеи Неизвестных Блядей.
— Ч-чё?
— Да не знаю я, где я! Вот дом в форме вагины. И цвета, мм, вагины.
— Диана! Можешь ты сказать по-человечески, куда подойти?
В динамике раздаётся мужской голос, который предлагает Диане «Объяснение Богослужения Всенощного бдения».
— Тебе зубы в глотку вбить? — спрашивает Диана.
Я останавливаюсь. Холодный гнев поднимается к горлу и пережимает его до хрипотцы:
— Ты совсем?
— Чел, это не тебе! У меня в одном ухе ты, в другом — православный мудозвон! С листовками о Всенощном бдении! В жопу себе их засунь и бди! Чел, я… я пытаюсь разобраться с чёрной пиздой у меня в жизни, чтобы больше не было искушения ебашить блядские машины блядских коллекторов. Кстати, спасибо за кошелёк, из-за которого я чувствую себя дофига… а-а-а-бязанной! Но мне сейчас не до разговоров! Вообще!
— Кстати, спасибо за дыру в груди, — гордо и холодно отвечаю я.
Диана неопределённо мычит и замолкает.
Поделом.