Волк в ее голове. Книга II

Да, я люблю спать. Много-много спать (представьте себе лист А4, забитый до отказа словами «МНОГО»), как латентный вурдалак, который даже после летаргического сна буркает «ещё пару минуточек», переворачивается на другой бок и, по выражению Коваля, «долбит» следующую сотню лет.

К моему приходу первый звонок уже смел человеческий мусор из коридоров гимназии, и я шмыгаю коротким путём — мимо учительской (или, по выражению того же Коваля, «дворянского гнезда»).

Шаги мягко гасит истёртый линолеум, за окнами моросит. В глубокой нише пылится чёрный экран, а перед ним, словно зрители в кинотеатре, восседают по горшкам цветы.

Да-да, вы лицезреете интерактивную доску, которую выпросила для класса Вероника Игоревна. Сказано-сделано: доску и впрямь привезли, но то ли розетки не подходят, то ли руки у информатика растут из жопы — техноновинка тусит в коридоре уже который месяц.

Я не выдерживаю: рисую пальцем «Мне всё фиолетово» по пыли чёрного экрана и топаю к лестнице.

Главное, не напороться на Леонидаса. Главное не напо…

Позади лязгает дверная ручка, взвизгивают петли. Я ускоряю шаг, но запах ромашкового чая настигает меня вместе с окриком:

— Милый друг!

Мои ноги тут же спотыкаются и врастают в линолеум. Просто царь Леонидас видит сквозь стены, ничего странного. Обычная для препода сверхспособность.

— Что-то я не заметил твоего дворецкого с письмом об опоздании, — замечает Леонидас и выходит на порог учительской, в бледную полосу пасмурного света. В руках у него устроилась красная кружка, и за паром из неё, как за облаком тумана, разбегаются по свитеру Леонидаса синие-синие олени.

Я считаю их тройками и попутно выдаю малоправдоподобную версию о масонском заговоре будильников.

— Так и быть, закроем глаза на очередное опоздание. — Леонидас кивает и прихлёбывает из кружки. — Что мне делать с твоим докладом?

— А чё с ним?

— Ему тройка с минусом. Был бы он человеком, ему бы поставили «инфаркт миокарда».

Я мычу что-то невнятное.

Учитывая, сколько времени и мозговых клеток полегло в битве за этот доклад, мне хочется зарыться головой в пол. Может, не «отлично», но «тройка»? Я же всё списал! Из интернета! С разных сайтов!

— Я дважды сбивался, пока считал ошибки, — объясняет Леонидас.

— Это описки.

— «Описки»? Напомнить тебе об…

Я перевожу взгляд на доску объявлений, и меня пробирает озноб.

На нас смотрит Вероника Игоревна. Она смотрит с чёрно-белого объявления о пропаже, и полосы от некачественной печати рассекают её лицо подобно незаживающим ранам.

В голове проносится вчерашний день: дом Дианы, машина коллектора, синяя папка.

— … друг? Ты меня слушаешь?

Если честно, нет.

— Вы не знаете, где сейчас посмотреть старую видеокассету?

Лицо Леонидаса вытягивается от удивления.

— Мы говорим о твоих ошибках! О сотне ошибок!

— Это описки, сказал же.

— Ты всю жизнь так собираешься говорить? Когда тебе будет двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят? «Это не ошибки, это описки»?

Неожиданно для себя я срываю объявление и под удивлённым взглядом Леонидаса рву на кусочки.

Вы знаете теорему о бесконечных обезьянах? Считается, если вы подарите мартышке компьютер, дабы она лупила по клавишам в хаотичном порядке сколь угодно долго (такая бесконечная математическая бесконечность), то рано или поздно из принтера вылезет «Гамлет» или ещё что-нибудь великое.

К чему я?

В Америке собрали деньги на сей эксперимент, и, удивительное дело, ничего толкового у обезьянок не вышло. Какая-то абракадабра с преобладанием буквы «С». Может, мартышкам нравился звук клавиши, может, «С» напоминала им бананы — никто не знает.

Сейчас я кажусь себе макакой с компьютером наперевес. Сколько бы учёные ни ждали, что она выдаст пятистопный шекспировский ямб, но — Господи Боже! — это же ОБЕЗЬЯНА.

— Артур, ты адекватный?

Я запихиваю клочки в карман и устало смотрю на Леонидаса.

— Вы подскажете с видеокассетой?

— У тебя разве нет друга, который профессионально работает с видео?

Моё лицо вытягивается от удивления. «Профессионально»?

Это ролики Валентина, что ли?

— А ещё варианты?

— «Варианты»… — с досадой повторяет Леонидас, подносит красную чашку ко рту и замирает, хмурится, будто вспомнил о чем-то. — В ближайшие недели я планирую проверочную. Что мне ставить, если опять встретятся твои «описки»? Двойку с плюсом? Тройку с четырьмя минусами?

— Делайте, чё хотите.

Леонидас надолго задумывается, затем медленно произносит:

— Перепиши доклад.

Перед мысленным взором поднимаются гигантские волны из учебников и интернет-статей: вскипают пеной букв, подкатывают к горлу.

— Нет, спасибо, — как можно вежливее отвечаю я.

— Послезавтра принесёшь.

— Это не поможет.

— Милый друг…

— Ставьте двойку, кол — чё хотите. Ноль! Не хочу, не буду! Нет!

Леонидас оборачивается, когда по коридору проносится с первой космической скоростью ещё один опоздавший. Поправка: опоздавшая.

Хорошенькая. Длинноногая.

В нос проникает цитрусовый парфюм, мелькают белые ноги, тонкие и полупрозрачные, как фарфор.