Встреча была назначена, и двое сотрудников ФБР – один свежий и энергичный, второй постарше и построже – пришли к нему в дом. Томас решил принять их в кабинете. Большая комната выглядела слишком по-калифорнийски, чтобы беседовать там с сотрудниками ФБР об антифашизме. Атмосфера кабинета, возможно, побудит их держаться менее нахально.
Когда все трое уселись, старший с каменным лицом зачитал Томасу его права. Томас объяснил, что будет отвечать медленно, и извинился за свой английский, который ему неродной.
– Мы хорошо разбираем вашу речь, – сказал старший.
– А я вашу.
Ему дали понять, что их интересует Бертольт Брехт и его товарищи, и Томас заподозрил, что ему придется несладко, что бы он им ни сказал. В кругу немецких эмигрантов на западном побережье с Брехтом было трудно не пересечься, но его презрение к Томасу и его книгам было давно всем известно. Гости обещали ему полную конфиденциальность, но Томас не был уверен, что новости об их беседе не просочатся. Он решил до конца дня связаться с Брехтом и рассказать ему о встрече с сотрудниками ФБР или сделать это через Генриха, который часто с ним виделся.
– Вам известно, что мистер Брехт коммунист? – спросил старший.
– Мне ничего не известно о политических взглядах других людей, если они сами мне о них не расскажут, а мистер Брехт никогда не обсуждал со мной эту тему.
Томас почувствовал, что от гнева его английский стал гораздо увереннее.
– Вы знаете первую леди?
– Как и президента.
– Вы можете утверждать, что они не являются коммунистами?
– Это было бы удивительно, не правда ли?
– Можете ли вы утверждать, что Бертольт Брехт не коммунист?
– Это было бы удивительно.
– Почему удивительно? – спросил младший.
– Будь он коммунистом, он уехал бы в Советский Союз, где коммунистов ждут не дождутся, вместо того чтобы приехать в Соединенные Штаты, где коммунистов не жалуют. Думаю, это говорит само за себя.
– Вы читали его сочинения?
Томас помолчал. Ему не хотелось чернить труды Брехта перед этими людьми. Это породило бы слишком много новых вопросов.
– В Мюнхене его пьесы ставили, но вообще он не был популярен в Баварии.
– Нам известно, что мистер Брехт часто бывает в этом доме.
– Он никогда здесь не был. Он видится с моим братом, но он не вхож в мой дом.
– Мы в курсе, что он близок с вашим братом. У них одинаковые политические взгляды?
– Не бывает двух людей с одинаковыми политическими взглядами.
– В Соединенных Штатах одни считают себя демократами, другие – республиканцами.
– Да, но их мнения по разным вопросам могут отличаться.
– Ваш брат – коммунист?
– Нет.
– А ваша дочь?
– Какая из дочерей?
– Эрика.
– Она не коммунистка.
– Я снова спрашиваю вас, знакомы ли вы с работами мистера Брехта?
– Нет.
– Почему?
– Я романист. Он драматург и поэт.
– Романисты не читают пьес и стихов?
– Его пьесы и стихи не в моем вкусе.
– Почему?
– Они мне не нравятся. Многие, напротив, ими восхищаются. Нет никакой особой причины. Кто-то любит кинофильмы, кто-то – бейсбол.
Судя по тому, как переглянулись сотрудники ФБР, его покровительственный тон не пришелся им по душе.
– Мы попросили бы вас отнестись к вопросу серьезнее, – сказал молодой.
Томас кивнул и улыбнулся. Происходи этот разговор в любой европейской стране, ему было бы чего опасаться. Все, что требовалось здесь, – играть с этой парочкой, стараясь не врать, не оскорблять их интеллект и умудриться не сказать ничего, что навредило бы Брехту или возбудило бы их враждебность к другим.
– Сколько раз за прошлый год вы виделись с мистером Брехтом?
– Я виделся с ним на собраниях немецкого культурного сообщества, но мы не вели длинных разговоров.
– Почему?
– Я частный человек. Мои интересы сосредоточены на работе и семье. Любой вам скажет, я не слишком общителен.
– Могли бы вы передать содержание самого краткого разговора с мистером Брехтом?
– Вы удивитесь, но мы не обсуждаем литературу, а также политику. Мы могли говорить о погоде. Я не шучу. Наши разговоры касались самых обычных тем и предметов. Мы оба немцы. Болтливость не в нашем характере. Мы писатели. Осторожность у нас в натуре.
– Сейчас вы тоже осторожны?
– Любой будет осторожен в беседе с сотрудниками ФБР.
Разговор продолжался еще час, коснувшись отношений Томаса с четой Рузвельтов и Мейерами, количества его встреч с Брехтом и его мнения о нем как о драматурге.
Последний вопрос показался ему самым странным.
– Когда вы используете выражение «рабочий класс», что вы имеете в виду? – спросил младший.
– В восемнадцатом году я жил в Мюнхене, когда там случилась советская революция. Тогда еще не было инфляции. Жизнь была прекрасна. Мы боялись революции, как позднее боялись фашистов. И хотя революция завершилась ничем, устраивалась она во имя рабочего класса.
– Где теперь рабочий класс?
– Вместе с нацистами.
– Мистер Брехт с вами согласен?
– Спросите у него.
– Мы спрашиваем вас.
– Думаю, он разбирается в этом лучше меня.