Волшебник

– Так сильно, что использовал его для своей книги? – спросила Катя и удалилась в другой конец комнаты, присоединившись к брату и его сыну.

Глава 16

Лос-Анджелес, 1948 год

Элизабет устремила на него недоуменный взгляд:

– Моим дочерям не нравится, когда над ними смеются, обеим.

– Я думала, мы говорим об Анжелике, – сказала Катя.

– Есть еще Доминика, – ответила Элизабет. – Пожалуйста, не надо их обижать.

Поскольку Доминике было всего четыре года, Томасу казалось странным, что о ней говорили как о взрослой.

Элизабет вместе со своими обидчивыми дочками гостила у них, пока Боргезе был в Италии с миссией, о которой не полагалось расспрашивать. Первый раз оказавшись с девочками за столом и увидев, что Анжелике не нравится лед в воде, Томас заметил, что все хорошие маленькие девочки в его окружении лед просто обожают.

– А маленькие девочки, которые не любят лед, как правило, не очень любезны, – добавил он по-английски.

Анжелика, которой недавно исполнилось восемь, внезапно расстроилась и обратилась к матери, чтобы высказать свое недовольство. Элизабет велела ей идти на кухню и попросить, чтобы ей накрыли обед в саду.

– Я скоро приду, посмотрю, все ли у тебя хорошо.

Элизабет с каменным выражением смотрела на отца.

– Это была шутка, – сказал Томас.

– Ей не нравится, когда ее называют маленькой, – ответила Элизабет. – Или не очень любезной.

– Какая умница, – заметила Эрика. – Мне тоже никогда такое не нравилось.

– Уверен, я никогда не называл тебя маленькой, – сказал Томас.

– Или не очень любезной.

Позднее, в его кабинете, Томас и Катя вполголоса обсуждали, что случилось с Элизабет за те десять лет, которые она прожила вдали от них. Томас вечно подшучивал и подтрунивал над внуками, придумывал смешные прозвища и розыгрыши и не понимал, почему внучкам претит этот беспечный тон. Вероятно, они унаследовали чувствительность и отсутствие чувства юмора от этих ужасных Боргезе.

В следующий раз Анжелика явилась за стол бледная и расстроенная, словно принцесса, чье достоинство оскорбили. Томас заметил, что Эрика села с ней рядом.

– Что ты сейчас читаешь? – спросила она.

– В нашей семье это непросто, – ответила девочка, – поскольку с отцом мы говорим по-итальянски, с матерью по-немецки, а с сестрой общаемся по-английски. Поэтому нам есть из чего выбирать. В настоящее время я читаю Льюиса Кэрролла. Он оказывает на меня большое влияние.

Прогуливаясь по саду, Томас с Катей согласились, что в их детстве такой ответ вызвал бы насмешки как со стороны братьев и сестер, так и со стороны родителей.

– Неужели так ведут себя все американские дети? – спросила Катя. – Или это придумали в Чикаго Элизабет с Боргезе?

На следующее утро Эрика разложила на полу в большой комнате карту Европы и принялась показывать Анжелике места, где она побывала, а Анжелика задавала серьезные и продуманные вопросы. Доминика возилась в углу с куклами, Элизабет читала.

– Тетя Эрика собирается взять нас в гавань Марина-дель-Рей, – сообщила им Анжелика на немецком со следами итальянского акцента.

– Обеих? – спросила Катя.

– Да, мы будем есть мороженое и хот-доги.

– Только не кладите в мороженое горчицу, – сказал Томас и тут же вспомнил, что подобное замечание может быть воспринято как насмешка. Словно они были не способны сами разобраться, как им есть.

Он постарался исправить положение.

– В Санта-Монике делают превосходные хот-доги, – заметил Томас.

– Нам говорили, – ответила Анжелика, подняв глаза от карты.

За обедом, в отсутствие Эрики и девочек, Томас был поражен ненавистью Элизабет к Германии.

– Я не хочу больше слышать об этой стране, – сказала она. – Меня не волнует, что с ней происходит. Ноги моей больше там не будет.

Томас гадал: возможно, Элизабет несчастна в браке с Боргезе и любыми способами стремится избежать расспросов?

– Ты обвиняешь Германию в том, что она лишила тебя юности? – спросил Томас.

– Я ни в чем не виню ни моих родителей, ни мою бывшую страну. Я ни в чем никого не виню.

– А тебе есть в чем винить родителей? – спросила Катя.

– Во-первых, я не получила хорошего образования. Во-вторых, любовь всегда доставалась мне как награда.

– Награда за что? – спросила Катя.

– За то, что была тихой и милой, за то, что была послушной маленькой девочкой.

– Ты никогда не была милой с младшим братом, – возразила Катя.

– Михаэль такой зануда! – воскликнула Элизабет.

Она рассмеялась.

– У тебя были романы?

Томас услышал, как Катя затаила дыхание. Он и сам удивился, что осмелился задать дочери подобный вопрос.

– Один или два раза, – ответила Элизабет и снова рассмеялась.

– У тебя был роман с Германом Брохом? – спросил Томас.

– Мы несколько раз встретились. Я не назвала бы это романом. Но это еще до свадьбы. В те времена он был очень мил.

– Он известен своей грубостью, – заметил Томас.

– Только не со мной, – ответила Элизабет.

Его дочь стала раздражительной и суровой. Томасу хотелось, чтобы она пожила у них подольше.

Он не замечал записной книжки, лежавшей на столике рядом с дочерью, пока Элизабет ее не открыла.

– Я записала вопросы, которые хотела задать вам обоим, – сказала она.