Волшебник

Когда Эрика с матерью обсуждали Гарольда за обедом, Томасу пришло в голову, что каждый из его детей в душе радуется порокам, которые были присущи другим. Клаус с умным видом рассуждал о странностях Моники. Элизабет нравилось, когда Михаэль проявлял неумеренную обидчивость, и она только что не урчала от удовольствия, когда Эрика вела себя недостойно, да и Голо тоже. Сейчас Эрика объединилась с матерью в заботах о Клаусе и Гарольде. То обстоятельство, что Клаус не ночевал дома, заставило двух женщин, до сей поры избегавших общества друг друга, действовать сообща. Поначалу они расстраивались, потом беспокоились, чем все кончится. И в конце концов принялись искать пути выхода из кризиса. Почему бы, к примеру, Клаусу совместно с Эрикой не заняться написанием киносценария по мотивам «Волшебной горы»?

Услышав об этом, Томас отвел Катю в сторонку:

– Мы должны позволять детям иметь собственные фантазии, но сами не можем позволить себе фантазировать.

– Эрика смотрит на эту идею с оптимизмом.

– Пусть смотрит.

Это был единственный случай, когда он позволил себе покритиковать Эрику перед Катей.

Не успел Гарольд выйти из тюрьмы за одно правонарушение, как тут же угодил за другое. Эрике пришлось отвезти к нему Клауса.

– А он начинает мне нравиться, этот Гарольд, – заметил Томас Кате. – Кажется, он нравится мне больше остальных зятьев и невесток, включая Бруно Вальтера, дорогую Грет, того шумного итальянца, за которого вышла Элизабет, и даже принстонского библиотекаря Голо.

– Клаус сказал, что он очень красив, – ответила Катя.

И они рассмеялись, как давно не смеялись вместе.

– Теперь нам не хватает только Моники, – сказал Томас.

– Я послала ей деньги на дорогу до Италии, – сказала Катя. – Она всегда хотела там жить.

– И работать?

– Не спрашивай. Когда она обустроится, я тебе сообщу. И я продолжаю думать о Клаусе. Ему нужна своя квартира. Он сказал, что нашел подходящую, и цена небольшая. А еще он хочет купить автомобиль и научиться вождению. Я по-прежнему считаю, что мы не должны за него платить. Но стоит мне его увидеть, и мое сердце тает. Думаю, он это знает. Я стала одной из тех матерей, к которым всегда относилась с презрением.

Поначалу, выйдя из тюрьмы, Гарольд поселился вместе с Клаусом в его новой квартире, но вскоре, после очередного дебоша, исчез, оставив Клауса в одиночестве. Когда Катя с Эрикой принялись выражать сочувствие Клаусу, Томас изумился:

– Разве не этого он хотел? Квартира неподалеку и свой автомобиль. Только без шофера. Он остался один, но разве это не мечта любого писателя?

Телефон зазвонил в час ночи; Томас слышал, как подошла Катя. Положив трубку, она сразу же поднялась к нему.

– Клаус перерезал себе вены. Он в больнице в Санта-Монике. Врачи говорят, опасность миновала. Я еду туда. Эрику не буди. Пусть поспит до утра.

Спустя некоторое время после отъезда Кати в дверь постучалась Эрика.

– Автомобиля нет, – сказала она. – Где моя мать?

Эрика настояла, что тоже поедет в больницу на своем автомобиле.

Томас вошел в кабинет. Наверное, ему следовало позвонить Голо? Или Элизабет? Ему станет спокойнее, если он кому-нибудь об этом расскажет – все лучше, чем сидеть одному в пустом доме в ожидании вестей. А еще проще вообразить, что Клаус спит наверху или все еще в Нью-Йорке.

Если Клаус и походил на кого-то в семье, то на тетю Лулу. Она обладала похожим живым воображением и неумением жить одним днем. Обычные дни были не для нее – то ли дело назначенный день в будущем, когда она выйдет замуж, осуществив свои мечты. Выйдя замуж, она принялась жить в ожидании детей, которые непременно сделают ее счастливой. Когда родились дочери, Лула принялась мечтать о квартире большего размера, ремонте в гостиной, праздниках. Томас вспоминал, как ребенком Лула пролистывала середину романа, чтобы сразу пережить возбуждение развязки.

Так и Клаусу больше нравилось видеть свои работы опубликованными, чем корпеть над ними. Ни Клаус, ни Лула были неспособны устоять перед искушением ввести наркотик в вену. Для того чтобы поддерживать возбуждение, другие способы уже не годились.

Томас сидел в кабинете, позволяя мыслям о сыне бродить в голове, прислушиваясь, не раздастся ли шум мотора, надеясь, что Катя с Эрикой скоро вернутся. Он хотел позвонить в больницу, но решил, что, будь у них новости, они сами бы ему позвонили.

Когда Катя с Эрикой вернулись, Томас успел переместиться в спальню. Он спустился вниз, и они рассказали ему, что порезы на запястьях Клауса неглубокие и скоро он поправится.

Кто-то в больнице связался с газетчиками. Местные новости подхватила американская и международная пресса, и скоро телефон звонил не переставая – старые друзья и любопытствующие желали знать о самочувствии Клауса.

Приехал Голо. Мать с сестрой бранили его за то, что, услышав телефонный звонок, он снимал трубку и тут же клал ее на рычаг. Даже когда пришли новости, что Клаусу полегчало, Голо не поднял глаз от книги. Однако, когда Томас попытался найти в Голо союзника, осудив поступок Клауса, Голо ответил холодно:

– Моя мать беспокоится.