В вестибюле она сказала им:
– Я не хочу, чтобы меня беспокоили до завтрашнего утра.
– Так что насчет похорон? – спросила Эрика.
– Похороны смогут его вернуть? – спросила Катя в ответ.
Рано утром Эрика позвонила Томасу в номер, сообщив, что ее мать уже спустилась к завтраку. Присоединившись к ним за столом, Томас заметил, что Катя нарядилась в лучшее платье.
– Что-нибудь решили? – спросил он.
– Ничего, – ответила Эрика. – Ждем тебя.
Портье принес Эрике записку; она вышла из-за стола. Пока ее не было, Томас с Катей молчали. Вернувшись, Эрика села в кресло между ними.
– Это Михаэль. Он поедет в Канны.
– На похороны? – спросил Томас.
– Мы еще не определились с датой похорон, – ответила Эрика.
Позже, не найдя Эрику в ее номере, Томас спустился в вестибюль. Сидя в старом кресле и разглядывая постояльцев, он вспоминал вестибюль гостиницы в Сальтшёбадене, споры с портье насчет багажа, отчаянное желание убраться подальше из Швеции, пока их не настигла война. Тогда он сделал все, чтобы Эрика с Клаусом оказались в безопасности, а вернувшись в Принстон, вытащил в Америку всех детей одного за другим. Но спасти Клауса он не сумел. Если бы повернуть время вспять, если бы снова оказаться там, на пути в Америку. Где-нибудь в прошлом. Если бы он мог отменить то, что случилось, уговорить Клауса поехать с ними в Швецию, а затем в Германию. Если бы его мать настояла, Клаус наверняка бы послушался.
Томас заметил, как Катя, выйдя из лифта, направилась в маленькое кафе. Она шагала медленно, словно движения причиняли ей боль. Катя шла прямо к нему, но его не видела. Томасу пришло в голову, что, вероятно, он последний человек на свете, которого ей хочется видеть.
Когда Карла покончила с собой, ему пришлось утешать мать. Когда умерла Лула, с ним была его семья. Теперь, несмотря на присутствие Кати и Эрики, Томас был один. И ему было не к кому прислониться. Катя и Эрика тоже были сами по себе. Никто из троих не желал ничего обсуждать, и ни Томас, ни Катя не хотели устраивать похороны сами или поручить это Эрике.
В своем номере Томас посмотрел на ворох листов на письменном столе. Перечитал последнее написанное им предложение. Увидел, что следует добавить, и погрузился в работу.
Эрика не постучалась. Она успела дойти до середины комнаты, когда он осознал ее присутствие. Увидев, что он работает, Эрика от удивления открыла рот.
– Я договорилась, что похороны состоятся через три дня, – сказала она. – Это пятница.
– Ты сообщила матери?
– Сообщила, но она никак не показала, что меня слышит.
У Томаса еще была возможность попросить Эрику купить билеты на самолет.
– Как ты думаешь, мы должны ехать?
– Моя мать не в состоянии путешествовать.
Ему захотелось ответить Эрике, что он ей не верит, что это очередная попытка взять мать под контроль.
– Я с ней поговорю.
Должно быть, сейчас в Чикаго время обеда. Когда Эрика вышла, Томас позвонил Элизабет. Он знал, что Катя уже сообщила ей о смерти Клауса.
Томас сказал дочери, что они не поедут в Канны.
– Это Эрика так решила?
– Нет.
– Моя мать не хочет ехать?
– Я не уверен.
– Значит, это твое решение?
– Я ничего не решал.
– Но кто-то же решил.
Положив трубку, Томас пожалел, что не сказал Элизабет, что просто не вынесет всего этого: увидеть гроб, идти за ним по улицам Канн, зная, что внутри лежит безжизненное тело Клауса. Еще ужаснее было воображать, как Катя, проделав путешествие в Канны, возвращается с кладбища, где остался Клаус, и никто не в состоянии ее утешить. Томас знал, что поступает неправильно. Продлись их разговор дольше, Элизабет не преминула бы ему об этом сообщить. Ему почти хотелось услышать ее выговор. Хотелось, чтобы нашлось другое решение, чтобы всего этого не случилось, чтобы весть о смерти Клауса никогда не достигала его ушей.
Вечером Эрика сказала ему, что переговорила с Моникой и повторно с Голо.
– Что сказала Моника?
– Лучше тебе не знать. Она в Неаполе и собирается в Цюрих, чтобы встретить нас. Ей кажется, без нее мы не справимся.
– А Михаэль?
– Он будет на похоронах.
– Мне жаль, что я так долго тянул с ответом.
– Ты хочешь отменить лекции? Я сумею договориться.
– Нет, я продолжу турне. Если я откажусь от лекций, я не знаю, чем еще мне заняться.
– Вернуться домой?
– Это одна из возможностей.
– Мне поговорить с организаторами?
– Нет, я продолжу турне.
Вечером, когда он готовился лечь в постель, Катя вошла к нему и встала в дверях.
– Кто-то связал Генриха с моим номером, – сказала она. – Ему оставили сообщение, но не уточнили, что случилось, поэтому я все ему рассказала.
– Прости. Мне следовало самому это сделать.
– Он сказал, что его отношение к смерти смягчилось. Мертвые пребывают в покое, сказал он. Мы некоторое время помолчали. Говорить было не о чем. Затем мы попрощались. Я слышала, как он плакал, кладя трубку.
Неделю спустя, в Копенгагене, Томас получил письмо от Михаэля и отнес к себе в номер. Томас испытал облегчение, что Катя с Эрикой не видели, как ему вручали письмо.